поцеловать?
От мысли о поцелуе Ричарда обдало жаром. Странно. Ему казалось, что лишь недоступность Дженевив влечет его. Сдайся она на его милость, ореол загадочности развеется, и он потеряет к ней интерес.
Так ли это?
Ричард вспомнил точеный профиль в неверном отблеске свечи, округлое плечо, открывшееся так невинно и соблазнительно. Чем бы ни была занята Дженевив, она казалась ему интересной. Испуганная, враждебная, задумчивая, она была удивительно настоящей. И это заставляло Ричарда чувствовать себя… Настоящим? Живым, обычным человеком, а не ублюдком, вынужденным следить за каждым своим словом и поступком.
Ричард огляделся по сторонам с подчеркнуто непринужденным видом.
– А чем вы занимались? Что это за работа?
Дженевив бросила на него подозрительный взгляд, когда он поднял стопку не тронутых водой бумаг.
– А почему вы интересуетесь?
О, Ричард интересовался! И не столько бумагами, которые взял с бюро, сколько подвеской на золотой цепочке – она теперь открылась его взору. Рубины, сапфиры и бриллианты сверкали в золотом обрамлении. Он видел драгоценность боковым зрением. Нельзя было так сразу обнаружить свой интерес перед дочерью викария.
– Судя по вашей враждебности, вы что-то скрываете. – Он посмотрел ей в глаза.
В ее ответном взгляде был вызов. Дженевив принялась перебирать бумаги, желая убедиться, что больше ничего не промокло.
– Вам нравится работать с моим отцом?
– Пожалуй, – уклончиво ответил Ричард.
Викарий говорил о своих работах увлеченно и с удовольствием, но блестящая латынь, тонкости греческого языка, которые он анализировал в своих трудах, наводили на мысль, что тексты писал не он. Уж слишком велика была разница между академическими текстами и простоватой, хотя и довольно грамотной, речью викария.
– Мне кажется, ему помогает более сведущий в истории человек, – предположил Ричард.
– Возможно. – Тень неудовольствия упала на красивое лицо Дженевив.
Ричард и прежде ловил смутные намеки на отчуждение между викарием и дочерью, но теперь у него не осталось сомнений. Дженевив никогда не участвовала в научных дискуссиях между отцом и его гостями, и, похоже, причина была не только в ее неприязни к новому жильцу.
Ричард задумчиво взял со стола письмо, которое девушка, очевидно, писала перед его приходом. Она вскочила из-за бюро с невероятной поспешностью.
– Не трогайте! – Дженевив вцепилась в бумагу.
– Это ваши собственные работы? – Понимая, что переходит всякие границы, Ричард потянул письмо к себе. Дженевив неохотно уступила и почти упала назад в кресло. Глаза Ричарда забегали по строчкам. Он положил первую страницу, приступил к следующей и через несколько минут отложил бумаги и поднял голову, изумленно глядя на девушку. – Так это все вы?
Дженевив нахмурилась, почти враждебно глядя на него. Серые глаза метали молнии, но плечи бессильно поникли.
– Не имею понятия, о чем вы говорите.
– Так самый острый ум этого