но, думаю, не отравимся. Ешьте смело.
Александра вдохнула острый запах жареного мяса и поняла, как голодна. Она рано выехала с дачи, толком не позавтракав, и целый день ничего не ела, потому что казалось неправильным брать пищу в этом доме, самой до конца неясно, почему неправильно, просто она не могла преодолеть какой-то внутренний барьер.
Некоторое время они просто сидели рядышком и жевали.
– Все-таки я волнуюсь за Гришу, – сказал Колдунов, когда первый голод был утолен. – Маленький, к счастью, еще ничего не понимает, а Гриша остался совсем один с чужими, в сущности, людьми. Он ведь отца только-только узнал и просто не успел с ним сблизиться.
– А разве…
– Нет-нет! – энергично перебил Колдунов. – Поверьте, Инга не разлучница, и родить Гришу было, как теперь говорят, только ее решение. Она много лет не поддерживала никаких отношений с Виктором Викторовичем, и мальчик ничего про отца не знал.
Александра ничего не сказала.
– Это правда, – продолжал Ян. – Нельзя, конечно, требовать от вас, чтобы вы думали об Инге хорошо…
– Я стараюсь.
– Не только сегодня. Сейчас да, похороны, и вы заставляете себя…
– Слушайте, – вспыхнула Александра, – я просто сижу с ребенком. Ни о чем не думаю, никого не заставляю. И обсуждать ничего не хочу.
– Простите, – всполошился Колдунов. – Но все же мой долг сказать, что Инга не хотела разрушать вашу семью.
– Я знаю.
Колдунов ничего не ответил, только вздохнул тяжело, так что ей показалось, будто он хочет заплакать. Чтобы не смущать его, Александра вновь посмотрела вверх и увидела, что дождь вдалеке прошел и через небо перекинулась широкая арка радуги.
Виктор вернулся поздно, когда гость давно уже уехал, а маленький Витя был накормлен, умыт и уложен в кроватку. Гриша так и спал, Александра прислушивалась к его ровному дыханию, волновалась за ребенка, но в глубине души чувствовала трусливое облегчение, что он спит и не нужно его утешать.
Было видно, что Виктор сильно выпил на поминках, и Александра невольно поморщилась. Она не любила его пьяным, хотя бывший муж никогда не терял самоконтроля и не опускался до скотского состояния. Обычно он, выпив, произносил возвышенные речи о святости профессии, о том, какие удивительные люди все врачи, а среди них Виктор Стрельников самый удивительный, и, ступив на путь самовосхваления, уверенно двигался по нему дальше, вещая о своих великих достижениях и грандиозных планах. Александре всегда становилось неловко за мужа и жалко несчастных пациентов, чья болезнь стала предметом пьяной болтовни, а когда Виктор с пафосом восклицал: «Я сломаю хребет раку!» – она просто не знала, куда глаза девать, и старалась где-то скрыться в тот момент, как будет произнесена эта сакраментальная фраза.
Теперь, к счастью, она больше не обязана его слушать.
Александра хотела сразу уходить, но Виктор взял ее за руку:
– Побудь со мной немножко, Сашенька!
Они