оценку ставленников, либо взаимную оценку комитетов, что довольно трудно, скажем, для Якутска или Семипалатинска, когда никого там не знаешь и нельзя найти в Питере сведущее лицо. Приходится либо оставлять дело без последствий, что мне вообще больше нравится (чего ставленник номер 2-й зевал и, кроме того, комитет номер 1-й не будет скандалить), либо менять ставленников. Зато совсем просто, когда комитет номер 1-й, сам разочаровавшись в своем ставленнике, просит его сменить.
Некоторые из вновь назначенных начальников чудят невероятно и много причиняют беспокойств. Особенно отличается в Москве Грузинов70, доходящий до того, что по собственной инициативе формирует новые части (даже одну «своего имени») и отправляет их на фронт, приводя весь Главный штаб и Главное управление Генерального штаба в неописуемую тоску.
Другой род переписки – это об арестах. Ужасно ретива публика арестовывать сторонников старого режима и, отчасти, изменников и немецких шпионов. Тут приходится по тону телеграммы угадывать температуру страстей и просить либо об освобождении, либо о «препровождении» в Петроград. Шпионские дела передаю в Главное военно-судное управление генералу Апушкину71. Очень много анонимных писем, среди коих попадаются интересные.
Самое щекотливое – это кляузничание войсковых комитетов с обвинением начальства в контрреволюционности. Оставлять совсем без внимания нельзя, сами попадем в контрреволюционеры, а вышибать хороших начальников из-за скверных комитетов – нельзя. К счастью, очень часто политические обвинения комитетов совпадают с отрицательными боевыми качествами; тогда Гучков берет дело в свои руки для разбора в Ставке.
На первом же докладе Гучков мне говорит: «А знаете ли, кого я вызвал в Петроград? Хагондокова72 и Крымова73. Хагондокову я поручу все казачьи дела, а насчет Крымова я еще не решил. Так что все телеграммы о недоразумениях у казаков откладывайте и передайте Хагондокову, когда он придет». Выражаю полный восторг. Оба старые приятели и основательные люди.
Переписки много. Нахожу скучным сидеть целый день, а телеграммы иногда бывают такие, что ответ нужен немедленно. Поэтому хочу взять себе в помощь еще какого-нибудь младотурка. Советуюсь с Якубовичем и Тумановым. Решаем на Туган-Барановском, но он в Главном управлении Генерального штаба, и мы предвидим противодействие со стороны Аверьянова, после Поливановской комиссии возненавидевшего всех младотурок. Заручаюсь благословением Гучкова, пообещав «дипломатически» устроить с его начальством, и отправляюсь к Аверьянову.
Приходится выдержать страшную бурю: Аверьянов с криком возмущается на всю ныне создавшуюся систему назначений и доходит до того, что, топая ногами, заявляет: «Как же Вы не понимаете, что самое Ваше присутствие в моем кабинете по такому делу – для меня оскорбление. Но, все равно, очевидно, будет по-Вашему, поэтому берите Туган-Барановского». Благодарю и ухожу, а на следующий день Аверьянов,