уже «приговоренной» городскими властями к переоборудованию под кинотеатр. А вскоре верующим предложили новое место под строительство молитвенного дома в поселке Смолино, который и был возведен с Божией помощью трудами отца Григория и его духовных чад.
Отец Григорий и матушка Нина. Смолино, 1966 год
Престол нового молитвенного дома освятили в честь Святаго Духа. Из рябковского храма перенесли церковную утварь, иконы, богослужебные книги и священнические облачения, и богослужения возобновились. Много лет отец Григорий, окормляя созданный им приход, служил один. Он и строитель, и настоятель, и требный батюшка одновременно. Жизнь его была настолько спрессована во времени, что с новой силой звучит в его духовном дневнике тема значения и силы часа[23].
За всю свою жизнь батюшка, можно сказать, не имел полноценного отпуска. Он служил круглый год. Вставая в четыре-пять часов утра, батюшка готовил себя к Божественной литургии. Потом сразу же крещение, венчание, панихида… А в городе уже ждут его с требами. Сообщение с Курганом было тогда через поселок Восточный. Через Тобол[24] переправлялись в то время различными способами: и лодки, и плотики, иногда – мостки почти без перил. С требным чемоданчиком, со Святыми Дарами при температуре 25–30 градусов жары добирался батюшка в любую точку города и близлежащих поселков на общественном транспорте или пешком. Где-то ждали его на исповедь и причастие, где-то – на соборование, но как бы далеко и сложно ни было добираться, он никогда никому не отказывал. Домой приходил белее мела, чтобы сбросить насквозь промокшую одежду и… быстрее в храм ко всенощной. Только вечером он давал себе немного отдышаться, обдумать проведенный день и еще успеть подготовиться к следующему, такому же. Конечно, только Господь давал ему силы. Что такое отпуск, он просто не знал.
Отец Григорий, матушка Нина и дочь Ольга. Смолино, 1970-е годы
Смолино. Свято-Духовская церковь. Фото 1981 года
Лет тринадцать – пятнадцать батюшка жил такой напряженной жизнью. Но ему готовились новые испытания.
Свои трудности и переживания он тщательно скрывал, стараясь оградить близких от лишних волнений, но его душевная боль вылилась в стихи, вряд ли рассчитанные на читателя:
Бедное сердце! О, сколько тревоги
Ты испытало со мною в пути!
Сколько раз, чувствуя тяжесть дороги,
Ты учащенно стучало в груди.
Но и теперь, почуяв ненастье,
Что собралось над твоей головой,
Бьешься, волнуешься, хочешь, чтоб счастье
Снова лилось полноводной рекой.
Полно, утихни же. В мире коварном,
Где суждено нам с тобою шагать,
Больше ты будешь, родное, печально,
Много придется терпеть и страдать.
Долго придется тебе еще биться
И волноваться в стесненной груди,
Пусть тебе сладкое счастье