умом, становился мерой вещей, и Сам Бог казался ему уже не таким великим, всемогущим и непостижимым, каким Его восприняли первые христиане, смиренно и самозабвенно поклонившиеся Христу. Кумиром отступивших от правой веры стал итальянский монах Варлаам, умный, проницательный и красноречивый. Он принял Православие, но истинно православным не стал, а стал, наоборот, смущать народ своим лжеучением. Европейцы приняли его учение охотно. Ведь вместо поста и молитвы, вместо самоограничения и покаяния, вместо долгих ночных бдений и богослужений он предложил способ познания Бога легкий, простой и весьма комфортный. Если истинно и правильно только то, что можно познать разумом, то и Бога можно постичь путем строгих логических рассуждений и размышлений. Все, что говорят монахи, – прелесть и заблуждение: никакого Божественного Света в природе быть не может, а перемолившиеся и перепостившиеся иноки видят лишь отражение света тварного. Тот же свет, а не какой-либо иной созерцали и апостолы на Фаворе.
За верность православному учению о путях познания Божественных действий в мире восстал святитель Фессалоникийский Григорий Палама (1296–1359). Восприняв от афонских старцев науку умной сердечной молитвы, он удалился на пустынное жительство в пещеру и провел там несколько лет в подвиге молитвы и созерцания. Однако он был вынужден покинуть Афон из-за частых нападений турок. Преподобный Григорий поселился в Фессалонике и принял священнический сан. Прожив там пять лет, он опять возвращается на Афон, где и начинается его длительная и изнурительная эпистолярная борьба с Варлаамом и его учениками за высокое православное монашеское подвижничество, за Святую Гору Афон, за истинное знание о Боге.
В эту борьбу оказались вовлеченными святители, монахи, простые миряне во всех православных странах, и победа в этой борьбе оказалась настолько важной, что в уже сложившийся и веками действовавший церковный Устав отцы Церкви решились внести немаловажное новшество: во второе воскресенье Великого поста установили празднование памяти святителя Григория Паламы. Это стало как бы продолжением Торжества Православия, когда Церковь вспоминает победу над ересью иконоборчества.
Преподобный Сергий в своей радонежской глуши делал то же великое дело, которое творили все великие исихасты того времени. Несомненно, он знал о том, что происходило в православном мире, и о нем самом знали в Константинополе. Он был духовным другом и соратником святителя Московского Алексия, который бывал в Константинополе и находился в дружбе с Константинопольскими Патриархами. Константинопольские Патриархи Филофей и Каллист I сами были искусными делателями «умной молитвы». От Патриарха Филофея преподобный Сергий получил послание и дары. Писал к нему и Патриарх Каллист I. Искусный делатель умной молитвы, святитель Московский Киприан был в духовной дружбе с Преподобным, который высоко ценил богомудрого святителя и во время смуты в церковных делах, возникшей после кончины святителя Алексия, держал