что Линка очень даже устраивало. В разговоре он учтивостью не отличался, особенно с незнакомцами, вне зависимости от того, сколько шин они меняли. Когда он еще заправлял «Недостающим звеном», обихаживанием клиентов занималась Мира, а он имел дело с пивом и бражниками.
Ковбой распрямился, вытащил из кармана ярко-синюю тряпку и отер дочиста пальцы.
– Благодарю за содействие, – сказал Линк, протягивая для пожатия руку. – Я, гм, Линк Фрэйзер.
На протянутую ладонь ковбой поглядел, как, наверное, педофил впивается глазами в бедро, мелькающее на игровой площадке. Закончив обтирать пальцы, тряпку он сунул обратно в карман, после чего пожал Линку руку. Линк ощутил что-то неприятное, словно по коже порскнули какие-нибудь гадкие жуки. Ощущение он попытался скрыть, но было ясно, что ковбой заметил перемену на его лице.
– Бадди Канцер, – представился он.
Отклик Линка от него не укрылся. Бадди был тонко настроен на телесные ритмы других людей. От этого зависела успешность того, что он делал.
– Было весьма приятно, – сказал он, в то время как клетки Линка уже начали пускать метастазы, а печень гнить.
Бойко приложив два пальца к шляпе, Бадди отсалютовал и направился к своей машине.
Тем же вечером в баре возле Данбери он снял официантку – полноватую, лет сорока. Красавицей ее назвать было сложно, но Бадди взял ее в активную разработку и к концу вечернего возлияния убедил, что они родственные души: два одиноких, но приличных человека, которых жизнь не баловала, но они как-то выстояли. Они отправились к ней в опрятную «двушечку», где чуть припахивало потом от белья, и уж там Бадди устроил встряску ее кровати и жировым отложениям. Женщина призналась Бадди, что у нее уже давно не было этого и сейчас ей этого как раз нужно, позарез. В тот момент, как он ей вставлял, она издала протяжный стон сладострастия, а он, прикрыв глаза, заерзал сверху.
Было легче, когда у него получалось проникать к людям внутрь – касаться изнутри их ртов пальцем, расцарапывать ранку ногтем или даже гвоздиком. Хороши были открытые раны; даже поцелуи, если раздвинуть человеку губы и куснуть до крови, но лучше всего, безусловно, был секс. Во время соития дело происходило быстрее, так что можно было наблюдать за процессом с малым риском для себя.
На второй раз ее тональность сменилась. Женщина взмолилась, чтобы он остановился. Сказала, что происходит что-то не то. Бадди не остановился. Если процесс начинался, его было уже не удержать. Так уж оно устроено. Когда он кончил, дыхание женщины стало более мелким, а черты лица заметно заострились. Пальцы ее когтили простыни, а спина от боли изгибалась тугой дугой. Она утратила дар речи.
Сейчас уже выступила кровь. Это хорошо. Пока она еще красная, но скоро начнет чернеть.
Бадди откинулся на простынях и прикурил сигарету.
Постепенно все усугублялось.
В свое время одного такого раза в неделю было достаточно, чтобы боль облегчилась, но те времена