печет голову. Вдобавок на мою правую щеку садится огромная муха и начинает сказать по лицу вверх-вниз, вызывая желание расплющить ее ладонью, но я упрямо продолжаю лежать. Это не самая страшная мука, убеждаю я себя. Две сотни человек, почивших в Сирджане, не дадут соврать: есть вещи куда более неприятные, чем надоедливые мухи.
И тем не менее хочется хотя бы почесать щеку… и подбородок… и нос…
Наконец небеса решают вознаградить мое терпение, и я слышу шаги. Они не отличаются робостью: видимо, ублюдок уже не сомневается, что отправил нас к праотцам. Я лишний раз убеждаюсь, что он один. Вот воцаряется тишина – наверное, остановился. Сердце бешено колотится в груди. Если «невидимка» окажется умным и опытным солдатом, то он непременно подойдет и наградит меня «контрольным» в голову. В таком случае моя хитрость моментально обернется глупостью.
Но ничего не происходит. Он просто стоит.
Томительное ожидание затягивается. Муха ползает по моему лицу вверх-вниз, пара десятков ее зеленых сестричек наверняка уже облепили труп Крольчатины: я слышу их мерное жужжание, похожее на гул трансформатора, и мысленно молюсь, чтобы крылатые твари не додумались лезть ко мне в нос и в уши. Хотя, если труп американского солдата вдруг громко чихнет, думаю, это неслабо деморализует подкараулившего нас иранца.
Снова слышу шаги, но теперь – удаляющиеся. Похоже, он уходит. Я не верю своему счастью. Неужели обойдется без «контрольного» выстрела? Нельзя упустить шанс: надо прикончить мерзавца, убившего Крольчатину, иначе велика вероятность, что он может вернуться, но уже с подмогой.
Сбросив с себя мертвого капрала, я резко сажусь, вскидываю руку с пистолетом, который сжимал в ней с самого начала… и лишь оторопело замираю с «пустынным орлом» в вытянутой руке.
От нас медленно удаляется мальчонка лет десяти, прижимая к груди огромный (по сравнению с самим обладателем) черный автомат. Он из местных, это видно по смуглой коже и чернильным волосам. Худющий (явно недоедал), заметно прихрамывает на правую ногу и явно с трудом передвигается – но идет упрямо, не позволяя себе остановок.
Последний защитник Сирджана.
Он опасен, несмотря на то что еще совсем юн и слаб. Крольчатина убедился в этом на собственной шкуре. И мне бы хотелось отомстить за смерть товарища… Но я не могу заставить себя нажать на спусковой крючок. Говорят, на войне все средства хороши. Но Сергей Мамонтов никогда не убивал детей и начинать не собирается.
Пока мальчуган уходит, я, стараясь не шуметь, встаю и крадусь к ближайшему дому. Спрятавшись за углом, перевожу дух и бреду, петляя по улочкам. Я практически не сомневаюсь, что, кроме того малыша с автоматом, тут никого нет, но после неожиданной смерти Крольчатины во мне столь же внезапно пробуждается слегка подзабытое желание жить. Не потому, что хочется. Не потому, что на гражданке меня ждет сестра (которой, строго говоря, без меня проще, чем со мной). Я обязан выжить и добраться до лагеря хотя бы потому, что моя смерть обесценит подвиг ста девяносто девяти моих собратьев по оружию.