(его недавно записала мама – туда полагалось вносить изрядный залог) было поздно. Да если бы даже библиотека и была открыта? Какие книги просить и когда их читать? Посоветоваться с мамой? Но мама набрала ночных дежурств (за них платили вдвойне), была переутомлена, и ее лучше было не беспокоить. И мальчик в который раз пожалел, что нет отца…
Если даже Петр Исидорович долго находился в отъезде и только вошел в дом, а сын сразу кидался к нему, чтобы сию же минуту поговорить, отец отвечал:
– Хорошо, через четверть часа.
И Аркаша ждал, пока отец помоется в тазике на кухне, переменит рубашку и наденет старенький пиджак, а тетя Даша нальет ему в стакан в серебряном подстаканнике дочерна заваренного чая: если Петр Исидорович приезжал усталый, то сразу не обедал. Он разламывал баранку, делал первый, осторожный, чтоб не обжечься, глоток. И хотя лицо его было серым от долгой дороги и утомительной, не радующей работы, отец все равно улыбался и говорил:
– Ну, пороховая твоя душа, что там произошло – выкладывай!
Аркадий, счастливый тем, что можно все рассказать, торопился:
– Я прочитал «Жакерию»…
– Кто ее написал?
– Я теперь запоминаю писателей – Проспер Мериме. Он из Франции. Но главное, папа, мне опять пришлось подраться.
– Каждый раз одно и то же.
– Не одно. Я не виноват. Я вышел просто погулять. А Гринька с Андрюшкой начали закапывать в песок живого котенка. Он мяукал и не хотел. Я закричал: «Что вы делаете! Вас бы так!» Они сказали мне нехорошее слово. Я стал котенка у них отбирать. Они не давали. Я все же отобрал и принес домой. А теперь они говорят, что это их любимый котенок и я его украл.
– Не беспокойся. Я поговорю. А сейчас возьми книжку, сядь рядышком со мной и почитай ее, а я часок вздремну.
Пока Аркадий ходил за книгой, Петр Исидорович успевал прилечь на диван и заснуть. Мальчик сначала просто сидел и смотрел, как он спит, потому что успевал соскучиться. Постепенно Аркадию делалось спокойно. Он знал: теперь все опять встанет на место…
«Мой лучший друг – папа, – писал Аркадий в новой чистой тетради. – Я знаю, другие мальчики, если напроказят или случится неприятность, стараются свою вину и ошибки скрыть. Я от папы не скрывал ничего. И как бы я ни был виноват, папа никогда не ругал меня, а только говорил: «Худо, Аркаша, худо!» – и это было для меня самым большим наказанием».
…Когда Наталья Аркадьевна возвратилась утром с дежурства, она застала Аркадия спящим за столом. Перед ним мерцал фитилек керосиновой лампы, в которой выгорел весь керосин.
– Аркаша, – встревожилась Наталья Аркадьевна, – почему ты спишь одетый, за столом?
– Мамочка, ты уже пришла? – обрадовался он, с трудом приоткрывая веки. – Это я писал сочинение и нечаянно заснул.
– Тоже мне сочинитель нашелся! – улыбнулась Наталья Аркадьевна. – Поди умойся, попей чаю и беги в школу. – Она поцеловала его в лоб, испачканный чернилами, сняла пальто и пошла будить Галочку, которой пора было в гимназию.
Когда