на живот, оттолкнулся руками от теплого камня, бросил тело вперед. Неужели все?
– Семнадцать минут, – сообщил чей-то голос, кажется, Хинтерштойсера. – Не так и плохо.
Уолтер нашел силы усмехнуться. Не так? А как – плохо? Не подъем, а сплошной стыд. Совсем навыки растерял.
Встал, долго доставал платок из кармана, протер грязное от пота лицо. Воду решил не пить. Чуть позже рот прополощет – и хватит. Помотал головой, надеясь прогнать желтую пелену.
– Вальтер, не обижайся, но ты работаешь очень нерационально. – откликнулась пелена голосом Курца. – Сил, что ты потратил, на три таких подъема хватит.
Уолтер рассмеялся, вдохнул глубоко.
– Отто? Вы слышите? Вычеркивайте меня из рационалов.
– Охотно, – откликнулся Ган. – И даже с удовольствием. А что там наш сержант? Эй, синьор, вы где?
Желтая пелена, наконец, лопнула, и Уолтер увидел долину: невысокую горную гряду в густой зелени, тонкую нить дороги, каменный перегиб, который только что преодолел.
– А? – грянуло где-то совсем рядом. – Тут я! Сейчас!..
Над камнем вознеслась взлохмаченная усатая голова с выпученными от напряжения глазами. Широко раскрытый рот выдохнул.
– Фуражку посеял. Уфф!..
Массивное тело перевалилось через каменный край, ручищи уперлись в белую пыль. Миг – и сержант Никола Ларуссо восстал над покоренной скалой. Рубашка в темных пятнах пота, красные щеки, кровь на оцарапанном запястье.
– Chi osa vince! Вперед, Италия!
Хинтерштойсер сделал серьезное лицо, подбросил руку к кепи.
– Вы были великолепны, герр сержант!
– Уши надеру, – добродушно пообещал усач. – Не посмотрю, что straniero. На обратном пути фуражку мою найдешь, иначе на скале ночевать оставлю. Ну, синьоры…
Отряхнулся, отогнал ручищей пыль.
– Как я понимаю, прибыли?
– Почти, – доктор Ган кивнул вперед, в сторону неровного уступа. – Последний рывок.
Уступ возвышался отвесной стеной, черный, в широких извилистых трещинах. Уолтер стал прикидывать, сколько в нем вместится этажей. Три? Больше? Такой с ходу не «замочалить», но кто-то предусмотрительный озаботился выбить в черном камне ступени – слева, где уступ полого спускался к площадке.
Сержант достал из заранее поднятого рюкзака итальянский флажок, сдвинул кустистые брови.
– Я иду первый.
Никто не стал спорить. Доктор Ган извлек из того же рюкзака фотоаппарат, Уолтер последовал его примеру.
Фляжка. Прополоскать рот…
Готов!
– Вперед, синьоры! «Giovinezza, Giovinezza, primavera di bellezza!..»
…Под ногами битый камень, впереди он же, но целой грудой, за ним – темный зев в скальной толще, и в самом деле чем-то похожий на раскрытую звериную пасть.
Bocca del Lupo.
– Всем стоять на месте! – отчеканил доктор Ган. – Сперва зафиксируем.
Сержант, уже двинувшийся было вперед с флажком наперевес, послушно замер. Отто Ган расчехлил аппарат, мельком взглянул на солнце, пытаясь угадать выдержку. Уолтер уже прицеливался, ловя объективом вход в Волчью Пасть.
Ступени вывели на ровную площадку. Почти квадрат, дюжина шагов в длину,