Марек Шадов уже не помнил. В голове шумело, бутылка «Смирновской» на столе (уже вторая) то и дело начинала двоиться, причем обе половинки так и норовили пуститься в пляс. Может, именно из-за «Титаника». Стальная громада скрывается под водой, люди-муравьи скользят по мокрой палубе, черное ночное море, белый лед…
Вальс, господа, вальс!
– Напейтесь! – велел мистер Мото. – Как свинья! Нет, как русский эмигрант. Приказ ясен?
Возражений слушать не стал, достал из бумажника несколько больших купюр, на стол бросил.
Приказ есть приказ.
…Оркестр «Титаника» играл до последней минуты, провожая в Вечность корабль и тех, кто на нем плыл. Из музыкантов не спасся никто. Уцелевшие пассажиры, словно сговорившись, никак не могли вспомнить, что именно они слушали в эти прощальные минуты, – кроме одного-единственного вальса. «Autumn dream», бесконечный, пронзительный, безнадежный. Черная вода, белый лед…[42]
Что именно ему твердит изрядно смущенный официант-китаец, Марек понял только со второй попытки. Не удивился. Поздний вечер, главный зал «Ренессанса» полон, трезвых, считай, и нет. Неудивительно, что кто-то решил заказать свое. Люди разные – и музыка разная.
Ждать не стал. Вытащил бумажник, припечатал купюру ладонью к скатерти.
– «Титаник-вальс»!
Краешком сознания он понимал, что зря кажет характер, не время и не место. Напиваться следовало дома, в маленькой комнатушке на третьем этаже новой шестиэтажки, что на окраине Французского квартала. Неказисто, зато можно запереться на замок, никого не видеть, ничего не слышать.
Но тогда он будет один. И к нему пожалуют те, для которых никакой замок не помеха.
– …Никаких следов, мистер Мото. Лодку я утопил, документы их уничтожил, пистолет выбросил в реку. Из своего не стрелял, взял один из тех, что мы везли генералу Янгу в подарок. Свидетелей не было. То есть… Не осталось.
Похвалы не ждал – не за что было хвалить. О его поездке все-таки пронюхали и попытались перехватить – на обратном пути, когда возвращался с деньгами и договором при красной печати. Повезло! Те, что пришли по его душу, переоделись в привычную солдатскую форму. Речной патруль, предъявите документы! Но хоть и говорят, что для европейцев все китайцы – на одно лицо, но старшего Марек узнал и вместо документов достал оружие – офицерский Colt М1911. Словно чувствовал! Вынул из ящика с подарками, проверил, взял запасную обойму…
Четверо! Двое умерли сразу, третий был без сознания, но еще жил. Его пристрелил не думая, просто протянул руку и нажал на спусковой крючок. А вот четвертый, совсем еще молодой, с дыркой вместо передних зубов, завопил, заплакал, попытался привстать, прижимая ладонь к простреленному животу. Потом замолчал и просто смотрел в глаза… Взгляд Марек отводить не стал. Выстрелил – и принялся ждать, пока чужие зрачки погаснут.
Colt М1911 превратился в кусок льда.
«Титаник-вальс». Море, айсберг, смерть – первая смерть от его, Отомара Шадовица, руки. Одна смерть, вторая… четвертая.
Да,