спине болит с самого утра особенно мучительно. Обезболивающие не помогают. Лера спрятала её кровавые бока под пластырем и мысленно пригрозила, но и эта мера оказалась никакой. Перед глазами то и дело всплывало довольное лицо светила, который расковырял рану на анализы.
По дороге из дому мальчик оставался мужественным и взрослым, как и внушала тётя Алла, но на перроне, когда объявили о прибытии электропоезда на соседнюю платформу, разрыдался, как младенец. Горькие слёзы залили мамины джинсовые ноги, отчего мама растаяла и тоже зарыдала.
– Солнышко моё, цветочек аленький, хочешь, вернёмся домой? Только не плачь. Хочешь, да? Только не плачь, сыночка…
Алла взмахнула руками и влепила ногой, облачённой в модную туфлю, по чемодану на колёсиках, который сама подарила семье Дятловских. Рыдающие не дрогнули, а только теснее сошлись, образуя хоть и маленькую, но неприступную стену плача.
– Лера-а, ладно ребёнок, ты чего? – пошла на штурм стены Алла. – Радоваться надо!
Слова её упали у подножья «стены плача», не достигнув цели, но Алла не из тех, кто сдаётся.
– Александр, ты мужчина! Поплакал – и будет. На двадцать дней всего-то… Время пролетит, в море будешь купаться! Друзей новых заведёшь! Алька… – Вторая попытка оказалась не удачнее первой. Алла тряхнула блестящими локонами и скривила пухлые, как будто напитанные вишнёвым соком, губы. Рука её в кармане, теребит конверт, в котором запечатана мзда для Алькиной сопровождающей. Ответственность приходится брать на себя, ведь Алькиной матери и в голову не придёт, как дорого обходятся простые вещи.
Алла до сих пор пребывает в отпуске, на работу ни шага. Она по-прежнему рано встаёт и с первой минуты своего появления на кухне не даёт покоя Никифоровне, переделывая на свой лад домашний строй. Девочки её счастливы и совершенно не слушаются бабушку. Они летят со школы навстречу маме и обнимают её так, что Никифоровна пускает слезу и говорит, вздыхая: «Мать есть мать». Алла чувствует себя слабой женщиной и от этой слабости каждый день покупает обновки или сидит на процедурах в салоне красоты. Да и жизнь Дятловских упорядочивается под её всевидящим оком и крепкой рукой.
Алла огляделась. Перрон был почти пустой. Народ сгустился на соседней платформе, где объявили посадку на пригородную электричку. Кто-то из пассажиров спешно досасывает сигарету, кто-то обнимается с провожающими, и нашёлся даже один чудак, юноша, который пронёсся на тощих ногах, будто олимпийский спринтер, вдоль электропоезда и резко затормозил около второго вагона, напротив Аллы. Она с интересом остановила на нём взгляд – высокий юноша с растрёпанными золотистыми кудрями, одетый в чёрную джинсу, проштампованную черепами. Алла склонила набок голову и улыбнулась, глядя, как длинноногий юнец, подпрыгивая, хватает небо, на руках его поблёскивают стальные браслеты и перекатываются от кисти до локтя.
Его басовитое «Э-ге-гей!» в мгновение ока собрало десяток друзей, тоже одетых в чёрный текстиль, изрисованный черепами, рогами и языками пламени. Молодые люди окружили златокудрого бегуна и загоготали.
Алла отстранилась от стены угасающего плача и переключила внимание на группку молодых людей. Она кожей ощутила выбросы дикой энергии, взрывающей атмосферу вокзала, и с наслаждением поглотила её всплеск. Она изо всей силы прислушалась: о чём говорит молодёжь? Но на её перрон доносились только обрывки фраз: «Серый! Гы-гы… Ништяк!… Лабай», – из которых Алла складывала в уме мозаику смысла.
Первое, что она точно усвоила: длинноногого спринтера так и зовут – Серый. До второго пункта дело не дошло, ребята вытянулись в один вектор, направленный на её платформу, и, помолчав, закричали:
– Эй! Эй-эй! Девушка! Красуня! Иди к нам!
Алле хватило ума не отнести к себе лестное обращение. Она обернулась – и правда, ей навстречу, ступая стройными ножками в чёрных джинсах, идёт девушка лет шестнадцати, чёрные пряди волос укрывают плечи и чуть вздрагивают при каждом её шаге, кожа белая, будто из сахара. «Белоснежка», – восхитилась Алла. Ребята в чёрном, должно быть, восхитились вместе с ней. «Белоснежка», конечно, слышит призывы с соседней платформы, но головы не поворачивает, и Алла замечает, как замедляется её шаг и разгораются синим огоньком глаза.
Она приближается, и волнение на соседнем перроне поднимается на отметку «шторм». Больше всех усердствует Серый. Алле кажется, что он всё-таки поймал взгляд Белоснежки, и не только взгляд, но и улыбку. Огнезрачная красуня замедляет шаг, она оглядывается, Алла любуется её волосами Шамаханской царицы и сахарной кожей. Поворот головы – и волосы взлетают, на мгновение зависая в воздухе.
И в это же мгновенье железнодорожное полотно пересекает Серый. У Аллы замирает сердце, когда он взлетает с рельсов и, пружиня на тонких длинных ногах, приземляется на краешек бетонного пьедестала.
– Красуня, ты мне полюбилась, поехали со мной… Я на рок-фестиваль, я посвящу тебе соло на гитаре! – Серый обнял её плечи и смотрит в глаза.
Красуня улыбнулась и завертела головой: «Нет». Но Серый не отступил. «Наверное, – подумала