Наташа, пунцовея все больше. – Выбрали?
– Почти, – ответил профессор. – А, скажите, с курицей – вкусные пирожки?
– Вкусные, – подтвердила Наташа. – Как по мне – самые вкусные.
– Ну, хорошо, положусь на ваш вкус. Дайте две.
– Придется ждать?
– Я подожду.
Чувствуя странное отупение, Наташа мгновение постояла неподвижно, не в состоянии сообразить, что ей делать. Потом, очнувшись, полезла в холодильник, достала два полуфабриката с курицей и положила их на противень. Но отправить в печку не успела.
– А, знаете, я передумал, – сказал профессор. – Давайте одну курицу, и одну слойку с мясом.
– С мясом? – переспросила Наташа. Она почувствовала, что в голове ее вот-вот заработает гейзер, то есть что-то там уже готово было ударить фонтаном и снести крышу.
– А нельзя ли побыстрей?! – закричали из очереди. – Кто-там застрял, как слива?
– Ладно, – снова изменил решение профессор. – Возьму с сыром одну и одну с ливером. А то народ волнуется что-то, а эти слойки уже готовы, правда?
– Они в печке, горячие, – согласилась Наташа.
– Сколько с меня?
Снова сунулся в окошко долговязый курильщик, но Наташа на него немедленно зарычала, и он исчез. Она придвинула калькулятор и, с трудом разбирая цифры на кнопках, просчитала то, что и так назубок знала раньше.
Профессор положил на прилавок крупную купюру. Наташа задумалась, соображая, как ей следует давать сдачу.
– А, давайте, я вам помогу, – пришел ей на помощь профессор. – Вы мне дайте это, а возьмите вот это, и вам легко будет посчитать сдачу.
Он забрал у Наташи свою крупную купюру, а на стол бросил две бумажки мелкого номинала. Наташа, совсем не соображая уже, что делает, смахнула профессорские деньги в кассу и выдала ему сдачу, как с крупной купюры.
Профессор с благодарностью принял деньги и завернутые в салфетки слойки, и, словно адмиральский катер, отвалил от окошка, которое тут же приступом стала брать застоявшаяся очередь.
Отойдя от заведения на десяток шагов, профессор передал одну слойку пристроившемуся сбоку к нему долговязому, другую же засунул себе в рот и, удерживая ее там зубами, чтобы освободить руки, снял с головы шляпу и спрятал за подкладку свою крупную купюру. Ту самую, рабочую. Неразменную.
Проделав это, профессор вновь нахлобучил шляпу на голову, и, откусив от слойки с сыром огромный кусок, принялся с наслаждением жевать. Но полакомиться своей честной добычей он все же не успел.
Оставленная, наконец, в покое Наташа, все еще пребывала в прострации. Она машинально открывала и закрывала ящик стола, в котором была спрятана касса, и никак не могла сообразить, что же произошло. Что-то было не так, что-то ее беспокоило. Потому что, сколько она кассу ни открывала, крупной, самой крупной купюры, той самой, с которой она выдала профессору сдачу, она там не находила. Ну, не было ее там, и все дела. И тут Наташа поняла,