звездного купола, иссиня-чёрное небо затягивало, словно черная дыра. От этого вида по телу побежали приятные мурашки, и сердце забилось медленнее, а дыхание свело. Как мы малы в сравнении с этими звездами, думала Беата. Она наблюдала за млечным путем, что расстелился по небу шелковым платком, ждала с замиранием сердца вновь упавшую звезду, и каждый раз загадывала одно и то же желание – быть с ним рядом всегда.
Марк повернулся лицом к Беате и нежно поцеловал холодную щеку. Его горячая рука скользнула по её ледяному бедру вверх, оставляя за собой горячую полосу прикосновений. Она повернулась, нехотя оторвавшись от притягательного ночного неба, и протянула руку к его лицу. Марк протянул к ней вторую руку и скользнул под тонкую ткань рубашки, от контраста его горячих рук и своей холодной от природы кожи, она легонько вздохнула и закрыла глаза, полностью растворившись в его прикосновениях.
Беа заснула на его плече. Он чувствовал на своём теле её запах, родной, манящий.. Четыре утра, сна не было. Он уловил мысль, что мог бы лежать так целую вечность, наблюдая, как приподнимается при каждом вздохе её грудь, смотреть на пышные густые черные как крыло ворона длинные ресницы и алые губы, сомкнутые в строгую прямую линию.
Декабрь, 2016
Беата
Почему он так долго не берет трубку, черт. Шесть вечера, Марк, ты должен быть дома и взять трубку, черт бы тебя побрал. Я уже три часа не могла ему дозвониться, быть может, пустяк, но я знаю его уже давно, поэтому внутри меня всё сжималось и отдавало резкой болью в груди. Гудок. Ещё один. Пауза. Автоответчик. Черт, черт, черт! Мне хотелось со всей силы швырнуть этот долбаный телефон в стену, чтобы он разлетелся к чертовой матери на несколько сотен мелких осколков. Тупая боль превратилась в острый ноющий страх и, не выдержав, я разревелась в подушку. И что я делаю весь этот месяц не так? Только и делаю, что извиняюсь ни за что. Но как иначе? Мне захотелось закричать – любовь свела меня с ума. Хм, мне крышка – я не могу жить без него. Гудок. Ещё сто чертовых гудков. Паузы длиною в вечность. Холод, пробирающий изнутри, будто ледяная рука с силой сдавливает грудную клетку. Автоответчик. Гудок, гудок, гудок…
– Да? – я моментально выдохнула, услышав его голос. Он был зол, расстроен или не доволен – я не могла разобраться.
– Марк, всё нормально? – только не плач, только не плач, он ненавидит твои слёзы (тогда это показалось мне нормальным)
– Если бы ты не названивала мне по сто пятьдесят раз за эти три часа, то всё было бы идеально, – его голос прозвучал раздраженно, а в моей голове пронеслась четкая мысль: он видел, он знал, что я звонила – Марк специально игнорировал меня.
– Ты дома? – как же жалко прозвучал мой голос, унизительно жалко (но я не понимала этого тогда, до меня, до дурочки влюбленной, никак не доходило это в голову).
– Какая тебе разница? – каждое слово он произнес четко, с паузой, чтобы до меня, до идиотки, всё дошло сразу, но не тут то было.
– Дома?
– Да, Беата, я дома, – уже не Беа, можно было идти смело вешаться –