его повеселело и, он с нежностью протянул руки, приглашая её в свои объятия. Беата села к нему на руки и свернулась калачиком. Рядом присел Симба, вытянув длинные лапы на её колени. Она почесала кота за ухом и уткнулась носом в теплую грудь Марка, вдыхая древесный аромат его духов и запах офиса. Странная смесь – пронеслось в её голове. Марка крепко обнял её и поцеловал в растрепанные рыжие волосы, ещё немного влажные после душа.
Внезапно она задрожала всем телом. Внезапно Беата стала маленькой девочкой с большими заплаканными глазами. Внезапно их мир перевернулся – Марк раньше никогда не видел её слёз, сильная, смелая, всегда улыбается – она просто не может плакать. Он растерялся. Она всё прочитала на его лице, заметила, как дрогнули уголки его пухлых губ, и расплакалась сильнее, потому что поняла, что он не готов принимать её боль. Рыдания её сотрясали и прежде, чем сказать что-то, Беата молча собиралась с духом, думая о том, как легко всё может полететь в тартарары.
Декабрь, 2012
Беата открыла дверь. По телефонному разговору она толком ничего не смогла понять. Лишь просьбу мамы скорее прийти домой. Беата в тот день сдала последний и самый сложный, к тому же. Она позвонила обрадовать этой новостью маму, но та не брала трубку, а перезвонив – плакала. Может, показалось, ведь мама никогда не плакала.
В квартире было пугающе темно, когда она открыла дверь. Беата не решалась войти – она чувствовала внутри разрастающуюся как сорняки тревогу. Воздух наэлектризовался. Сложно было нарушить ужасающую тишину. Вечность. Казалось, что время резиновое. Она слышала стук сердца. Ей стало не по себе, стало жутко. В дверном проеме стояла мама. Любящая мама стояла там такая маленькая, она, казалось, уменьшилась раза в два, худая, бледно-зеленая, с большими заплаканными глазами и темными кругами под ними – будто она не спала больше суток. Вдруг она упала в ноги Беаты и завыла. Она не рыдала, она в ужасе стонала, вцепившись побелевшими руками в редкие волосы. Страшно. В одну минуту весь мир Беаты треснул – внутри неё самой что-то надломилось. Она не могла плакать, не дышать, не говорить – она просто ничего не понимала. Разве это её мама? Её пронзило молния. Это её мама. Беата упала на колени, обняла маму и, не узнавая собственный голос, прошептала:
– Мам, мама, послушай меня, скажи мне, что случилось, – Беата заставила встать её с колен и повела на кухню, кое-как она усадила её на стул трясущимися руками и, разлив половину воды в графине, протянула ей стакан.
– Мам, что случилось? – голос девушки дрожал, её затошнило, живот скручивало, по щекам ручейками стекали слёзы, больно обжигая ей щеки, она старательно пыталась их крыть.
– Беата, я сделала столько ошибок, я, – она запнулась, взглянула на дочь и разрыдалась, вернее, это был крик, истошный, пронзающий вой, разрывающий всё внутри.
Беату словно полоснули ножом. Она не понимала картину происходящего.
– Мам, пожалуйста, мам, мама, мам, скажи, пожалуйста, – она протягивала