«братом Даниилом», поскольку он говорил, что «все мы во Христе братья, а один есть наш общий Отец – Господь Бог, в Троице славимый». Он часто беседовал с местными и приезжими о Боге, о Христе, его учении и страданиях, о блаженстве праведных и наказании грешных. Иногда говорил притчами и намеками, понятными только тому, кто пришел к нему за помощью. Разговоров на «мирские» темы (исторические, политические и другие) не выносил, хотя их с ним как с человеком бывалым, многое повидавшим, пытались заводить любопытные сибиряки. Молился он непрестанно: даже во время разговоров прерывался на молитву, то есть она приобрела у него характер самодвижной молитвы6 [Енисейские…, с. 57—59].
Была и другая причина для ухода от мирских разговоров – строгое соблюдение поста. Как известно, пост тем и отличается от диеты, что помимо добровольного ограничения в пище постящийся уклоняется от неги и развлечений (игр, танцев, музыки, нецерковного пения и т. д.) и уделяет внимание молитве и милостыне. Для крестьян из центральных и западных губерний России в XIX веке было характерно соблюдение постных ограничений и творение «тайной милостыни».
Праведный Даниил Ачинский (Сибирский). Хромолитография Е. И. Фесенко, 1891 г.
Питался он скудно, зарабатывая натурой за шитье одежды: ржаной хлеб (нередко гнилой) и нечищенный картофель составляли основу его рациона. Ел он по вечерам и не каждый день, так что никто не видел как он ест. Пил воду, постился часто по неделе и более. Исповедовался и причащался тоже часто7. Вероятно, что, как и современный ему затворник Серафим Саровский, Даниил Ачинский мог употреблять отвар из сныти или другой полевой травы, укрепляющей иммунитет. Одежда же на нем была такая ветхая, что «ежели бы бросить ее на улице, никто бы не поднял». Тело у него было как восковое, но лицо веселое, с легким румянцем. Чтобы смирить свое тело, Даниил втайне от людей носил железные вериги8, обруч и берестовый пояс (последний – от обжорства) [Енисейские…, с. 57—58]. Этот пояс врос в тело, и его лично видели те, кто участвовал в публичном глумлении над останками Даниила Ачинского 1 мая 1920 года [Майстренко, с. 19—20, 24].
Образ жизни Даниил вел нестяжательный9: денег и даров не брал и не давал, втайне по ночам бесплатно помогал соседям-беднякам по хозяйству (косил, жал, полол и т. д.), т. е. творил «тайную милостыню» [Майстренко, с. 10].
«Лучше подавать, нежели принимать; а ежели нечего подать, то Бог и не потребует. Нищета Бога ради – лучше милостыни, а милость может оказать и неимущий – говорил он. – Помоги бедному, поработай у него, утешь его словом, помолись о нем Богу, вот и через сие можно оказать любовь к ближнему» [Енисейские…, с. 57].
Приезжали к Даниилу и православные пастыри: Михаил10, архиепископ Иркутский, Нерчинский и Якутский, и Агапит, епископ Томский и Енисейский11. Причем