блаженного Даниила в Енисейск в 1843 г., я не знал его лично и, признаюсь, думал о нем как о человеке обыкновенном, имеющем только внешний образ благочестия. Однажды сам он пришел ко мне в дом; от предложенного мною угощения, даже и чаем, отказался, но начал со мною духовную беседу, и с такою простотою, с такою сладостью, с таким умилением прочитал и объяснил мне евангельскую притчу о десяти девах, что я тут же переменил о нем свое мнение и познал в нем истинного человека Божия. После я нередко видел его в церкви за службами и не раз его исповедывал. Что это была за исповедь, что за искренность, что за смирение, что за умиление! Ах, как бы поболее подавал нам Бог таковых исповедников!» [Сказание…, с. 49—50].
Православные толкования притчи о десяти девах (Мф. 25:1—13). В православии есть несколько авторитетных мнений по поводу того, чего не хватало пяти девам и что они могли только купить, а не получить даром, за счет других пяти дев. Одна группа толкований восходит к Иоанну Златоусту (ок. 347 – 407), богослову и проповеднику, в конце жизни возглавлявшему Константинопольскую церковь. Опираясь на Мф. 5:7; Мф. 9:13 и другие тексты Евангелия, он считает, что девы были сосредоточены только на своей чистоте, но забыли об украшении состраданием к ближним, милостью к страждущим и нуждающимся, т. е. о «елее доброделания»:
«Девство, хотя бы оно было соединено со всеми другими добродетелями, будучи чуждо дел милосердия, осуждается вместе с людьми прелюбодейными; и бесчеловечный, и немилосердный поставляется наравне с ними» [Творения…, Т. 7. Кн. 2. Беседа 78, с. 786]. Христианам следует помнить не только о хвале Бога (языком), но и о необходимости подражать Иисусу Христу в деятельном образе жизни.
Другое толкование дает преподобный Максим Исповедник (580—662), богослов, чьей заслугой перед церковью является разъяснение соотношения человеческого и божественного в природе Иисуса Христа. Под елеем он понимает «масло знания» (опытного богопознания), говоря о том, что без него практика дел милосердия не достигает истинной цели:
«Всякий, у кого есть не только светильник деятельной добродетели, но и питающее [его] масло знания, тот подчинил тело и сочетал телесные чувства с умными и [потому] стал [подобен] пяти мудрым девам. Кто же, как кажется, упражняется в деятельной добродетели, но масла знания не имеет – иначе говоря, предается ей неразумно, ради пустой славы, из-за чревоугодия или сребролюбия, – тот обратил умные чувства к чувственному и преходящему, приземлил их и потому, разумеется, стал подобен пяти неразумным девам, ибо он познает, исходя лишь из чувственного» [Прп. Максим Исповедник, Вопросы и недоумения, п. 43].
Из русских богословов наиболее интересное толкование дал преподобный Серафим Саровский (1809—1879), православный монах и пустынножитель из рода курских купцов. Он, будучи современником Даниила Ачинского, отсылает к духовному опыту раннехристианского подвижника, основателя монашества св. Антония Великого