заключенный. – Что привело тебя в эту дыру, а? Что заставило подчищать наше де…эй, эй! Ты что это делаешь, а? – Он принялся бешено стучать по стеклу, когда Брюс сделал шаг в сторону. – Знаешь, что я сделал, чтобы сюда попасть? Я вырезал. И я был очень хорошим в своем деле.
Он провел жестом по шее и вниз, вдоль второй руки.
Брюс заторопился, пытаясь выкинуть из головы все воспоминания о пугающем голосе мужчины.
Следующая камера была ничем не лучше. В ней содержался огромный человек, кажущийся еще более крупным в своей робе. Каждый видимый сантиметр его смуглой кожи, включая лицо, был покрыт татуировками. Когда Брюс поравнялся с окошком камеры, гигант рассмеялся и не сводил с юноши взгляда, пока Уэйн не скрылся из виду. Затем мужчина со всей силы впечатал свое огромное плечо в стекло. Содрогнулся, казалось, весь этаж.
Третий заключенный был очень высоким и невозможно худым. У него были длинные пальцы и сломанные ногти, на бледной коже синими полосками проступали вены. Этого заключенного Брюс узнал – его показывали в новостях. Серийный убийца, обвиненный как минимум в двух десятках жестоких убийств. Четвертый узник был лысым и обладал очень толстой шеей. Его глаза были бледными и прозрачными, словно вода. Он мерил камеру шагами из угла в угол, пока его ботинки не упирались в стену.
Это были жестокие убийцы. Находясь на свободе, они терроризировали Готэм и регулярно становились героями сводок новостей. Теперь же Брюса отделял от них всего лишь тонкий слой металла и стекла.
Наконец, он дошел до конца коридора. Поравнявшись с камерой, в которой полицейские несколько дней назад громкими разочарованными голосами допрашивали заключенную, он притормозил. В памяти все еще крутились воспоминания об узниках, которых он только что миновал, об их искривленных усмешках, взглядах и жестоких преступлениях. Если здесь держали таких людей, что нужно было сделать, чтобы привлечь к себе такое пристальное внимание полиции? Кто сидел в последней камере?
Окно было достаточно большим, в половину его роста, чтобы можно было разглядеть большую часть камеры. Подобно остальным, она была почти пустой, внутри были только матрас, унитаз и раковина. Взгляд Брюса приковала к себе одинокая фигура в белом халате с длинными рукавами, сидящая внутри, прислонившись к стенке и вытянув ноги.
Это была женщина. Нет, «женщина» неподходящее слово. Это была девушка.
Она выглядела ровесницей Брюса. Она сидела, вяло откинувшись головой к стене, с отсутствующим, словно кукольным, выражением лица. Ее взгляд уставился в пустоту. У нее были очень, очень темные глаза, длинные, прямые и удивительно черные, настолько черные, что кончики казались синими, волосы и такая бледная кожа, что при скудном больничном освещении создавалось впечатление, что девушка напудрилась мукой. У заключенной был аккуратный рот, изящная изогнутая шея, четкий овал лица с высокими скулами.
Брюс моргнул. И это была та самая заключенная, которую допрашивали готэмские полицейские? Юноша понятия не имел, чего от нее ждать, но девушка совершенно не походила