как и он.
– Де Гранден, – прошептал я, непроизвольно понижая голос, – я осмотрел ковер. На красном бархате явно видны пыльные пятна длиной футов в десять. Белые следы ведут прямо к ее кровати!
8
– Sacré nom d’un petit bonhomme![28] – Он притронулся к своей зеленой фетровой шляпе и повернулся к двери. – След становится ясным; теперь, полагаю, даже мой добрый скептический друг Троубридж может следовать по нему. Ну, cher ami, давайте посмотрим на то, что сможем увидеть.
Он провел меня через парк château, между рядами высоких, дрожащих тополей, к затененному месту, где черные вечнозеленые растения бросают неизменную тень на каменную площадку в половину акра. Кусты роз, давно неухоженные, цвели в зарослях сорняков, заполонивших мрачную территорию пустынного кладбища.
– Что это за место, де Гранден? – спросил я. – Оно так же отличается от остальной части парка…
– Как смерть от жизни, n’est-ce-pas? – прервал меня он. – Именно так! Осмотримся.
Он раздвинул переплетенные заросли ежевики и указал на каменную плиту когда-то белого, а теперь изъеденного временем коричневого шероховатого камня.
– Вы можете прочесть эту надпись? – спросил он.
Письмена, когда-то глубоко врезанные в камень, были почти стерты, но я разобрал:
CI GIT TOUJOURS RAIMOND SEIGNEUR DE BROUSSAC
– Что здесь написано? – спросил он.
– Здесь лежит Раймон, хозяин Бруссака, – ответил я, переводя как мог.
– Non, non, – возразил он. – Здесь сказано не «Ci git», а «Ci git toujours» – здесь лежит навсегда, или всегда. Как вы считаете, мой друг?
– Мертвецы обычно и лежат навеки, – возразил я.
– Вот как? Будто я не слышал, как ваши крестьяне поют:
Тело Джона Брауна лежит трухлявым в могиле,
Но душа его марширует[29].
Что касается бедного мсье де Бруссака: был ли он похоронен здесь toujours, или, быть может, он поднимется еще раз?
– Я не знаком с французскими идиомами, – защищался я. – Возможно, резчик по камню просто намеревался сказать, что господин де Бруссак спит здесь последним сном.
– Cher Троубридж, – медленно и внушительно возразил де Гранден. – Слова для могильного памятника подбираются с должным вниманием. Тот, кто выбрал эпитафию Раймону де Бруссаку, долго думал над словами, и, диктуя, четко донес свою мысль.
Он задумчиво смотрел на старинный камень, повторяя про себя: «и мадам аббатиса говорила: “Змей еси, и…”», – он нетерпеливо встряхнул плечами, словно отбросил от себя какую-то мысль.
– Eh bien, здесь мы напрасно тратим время, друг мой, – давайте поставим эксперимент! – И он поспешил в конюшню.
– Пожалуйста, я хотел бы несколько досок, молоток и острые гвозди, – сказал он конюху, приветствовавшему нас у дверей сарая. – Мы с моим другом, весьма ученым docteur Троубриджем из Америки хотим проверить одну идею.
Когда слуга принес требуемые материалы, де Гранден распилил доски на две части: одна в восемнадцать дюймов, другая по три