на улице и увидел ясное утреннее солнце. Он почти не создавал, что идёт. У него было чувство, будто он лежит, растянувшись на грязной мостовой, поверженный глухим страшным ударом в голову…
Он шел долго. Прошел много улиц. Останавливался перед афишными столбами, читал большие плакаты. Но видел только слова – не понимая их. Потом попал на вокзал. Подошел к кассе и попросил билет.
– Куда? – спросил кассир.
Куда? Да – куда же? И он сам удивился, когда его голос ответил: «В Кобленц». Он стал шарить в карманах, отыскивая деньги.
– Билет третьего класса, – крикнул он. На это денег ещё хватало.
Он поднялся по лестнице на перрон и только тут заметил, что он без шляпы.
Сел на скамейку и стал ждать. Потом увидел, как пронесли носилки, позади них шел доктор Петерсен. Он не двинулся с места. У него было чувство, точно он тут совсем не при чем, он видел, как подъехал поезд, заметил, как врач вошёл в купе первого класса и как носильщики осторожно внесли свою ношу. Он сел в последний вагон.
По губам его пробежала странная улыбка. «Правильно, правильно… – подумал он. – В третьем классе – как раз для слуги, для – сутенера».
Но тотчас же забыл обо всем, забился в угол и стал смотреть пристально в пол. Глухое чувство не оставляло его. Он слышал, как выкрикивают названия станций; временами казалось, будто они следуют непрерывно одна за другой, точно мчатся, как искры по проволоке. А потом снова вечность стала отделять один город от другого…
В Кёльне ему пришлось пересесть и ждать поезда, который шел вверх по Рейну. Но он не заметил никакой перемены, не почувствовал, сидит он на скамейке перрона или в вагоне.
Потом он очутился вдруг в Кобленце, вышел из вагона и пошел снова по улице. Наступила ночь; он вдруг вспомнил, что ему ведь нужно в крепость. Он перешел через мост, взобрался в темноте на скалу по узкой тропинке.
Неожиданно очутился он наверху – на казарменном дворе, в своей камере, на постели. Кто-то шел по коридору. Вошёл к нему в камеру со свечой в руке. Это был морской врач, доктор Клаверьян.
– Вот как! – послышалось на пороге. – Значит, фельдфебель был всё-таки прав! Ты вернулся! Ну, так пойдем же скорее – ротмистр держит банк.
Фрэнк Браун не шевелился, он почти не слышал слов товарища. Тот взял его за плечо и встряхнул.
– Ты уже спишь? Соня! Не глупи, пойдем!
Фрэнк Браун вскочил точно ужаленный. Схватил стул, поднял его, подошел ближе.
– Убирайся вон, – прохрипел он, – вон, негодяй!
Доктор Клаверьян застыл, как вкопанный, посмотрел на его бледные, искажённые черты лица с тупыми угрожающими глазами. В нем проснулось вдруг все, что оставалось ещё от врача, и он моментально понял, в чем тут дело.
– Вот как? – сказал он спокойно. – Тогда извини… – он вышел из камеры.
Фрэнк Браун постоял минуту со стулом в руках. Холодная улыбка играла на его губах. Но он не думал ни о чем, решительно ни о чем.
Он услышал стук в дверь – точно откуда-то