солнцем. Мимо проплыл рыбак. Ян окликнул его, и они взобрались в лодку. Эндри сидела у борта и мечтательно смотрела назад – там находилось место, где она была счастлива. Оно навсегда, пока стоит земля, останется таким же. Только там было её брачное ложе – и нигде больше!
Они подъехали к малому берегу, нашли свои платья и поднялись в грот Митрас. Поднялись дальше по всем ступеням, мимо Арко, вокруг горы Тиберио. Они медленно шли под руку, не говоря ни слова. Чувство блаженства охватывало Эндри: если бы так было всегда и не могло быть ничего другого!
Если она чего-то желала, если о чем-либо мечтала на этом блаженном пути, так только об одном: чтобы сюда, им навстречу, пришла бабушка. Если бы она могла быть здесь, где они идут рука об руку…
Дни были однообразны и все же один, как другой, полны счастья. Они бродили по горам, плавали в море, скрещивали шпаги друг с другом и со своим учителем фехтования.
Созревал виноград. Пришла и ушла осень. Но солнце продолжало смеяться, и лето оставалось на их острове. Эндри жила, как Ян, дышала и чувствовала, как он. Как полевые лилии, которые все ещё цветут среди скал…
Она осталась спокойной и тихой, когда наступил конец. Однажды утром он получил письмо. Прочёл его и взволнованно вскочил:
– На, читай! – крикнул он ей. – Я должен встретить их в Каире, Диди Гранштеттена и маленького Гальдена, – наконец-то! Мы хотим подняться к Голубому Нилу – поохотиться на слонов, львов, гиппопотамов, и кто там ещё живёт. – Он смеялся, как школьник.
– Когда ты собираешься ехать? – тихо спросила Эндри.
– Завтра! – воскликнул он. – Нет – уже сегодня. Я могу ещё успеть на последний пароход в Неаполь. Все равно я должен экипироваться в Каире, так что мои вещи могут остаться здесь. Возьму с собой лишь ручной чемодан.
Она согласилась. Помогла ему уложить вещи. Проводила его к Большой Набережной.
– Я напишу тебе, – сказал он. – И приеду сюда, когда все кончится. Расскажу тебе обо всем.
Он не заметил, как она была разбита. В этот день она и сама не заметила этого.
Она медленно подымалась с набережной к городку через Соборную площадь, через узкие улицы, между заборами садов. Тихо говорила себе:
– Теперь он уедет в Египет. К Голубому Нилу на охоту. Затем вернётся и снова будет как раньше.
Но она хорошо знала, что этого никогда больше не будет.
Она жила на их вилле. Антония и старая Констанца прислуживали ей. Ян распорядился перевести её состояние в один мюнхенский банк. Оттуда она ежемесячно получала деньги – гораздо больше, чем расходовала. Она совершала прогулки, бродила по острову, взбираясь на горы и спускаясь с них, как делала с Яном. Закрывая глаза, она думала, что он идёт рядом с ней.
Все, что она хотела бы сказать ему, она тихо говорила себе самой. Писать – не знала куда…
Да и то, что она думала, не могло быть написано. Об этом можно лишь сказать, да и то в редкие минуты.
К ней пристала изголодавшаяся собака и всегда бегала рядом с ней. Она относилась к ней хорошо потому, что Ян любил собак. Эндри понимала взгляд собаки: что