никому навредить.
– А, – сказала Зиглинда и подумала: полиомие-лит, освещенные окна, соседи? Она не стала задавать вопрос, потому что знала, отец на него не ответит. Папа не скажет, чем он занимается на работе, так же как мама не скажет, куда пропал доктор Розенберг и почему за его столом появился другой врач. Вместо этого она спросила: – Что, если твою работу начнут бомбить?
– Невозможно, – ответил папа. – Здание замаскировано как лес, а в стороне выстроены муляжи. Не умно ли?
Зиглинда кивнула: конечно, очень умно.
Они дошагали до ворот, папа купил билеты, и все вошли внутрь. Первым был вольер со слонами. Правда, вольером это можно было назвать с трудом – скорее, просто площадка, огороженная шипами, чтобы слоны не могли подойти к людям. На хоботах тоже были шипы, чтобы слоны не объедали деревья. Каждый слон, наверное, сначала пытается пересечь границу или оторвать кору, прежде чем понять, что это невозможно? Зиглинда хотела спросить у папы, но все уже ушли дальше смотреть на шимпанзе Титину, которая каталась на велосипеде. Такое пропустить нельзя! Шимпанзе могут курить сигареты и пользоваться ложкой, совсем как люди. Юрген сказал, что хочет себе такого питомца, а папа возразил, что это нарушает естественный порядок вещей.
– Когда я была маленькой, – сказала мама, – здесь еще выставляли напоказ индейцев. Индейцев, эскимосов и африканских воинов с костями в носах.
– Можно на них посмотреть? – оживился Юрген. – У них есть копья? А отравленные стрелы?
– Нет, что ты. Их уже давно не показывают, – огорчила его мама.
Когда они дошли до львов, папа сказал, что надо обязательно сфотографироваться: в клетке три детеныша и у них в семье – три ребенка. Фотограф был занят с другой семьей. Все засмеялись, когда служитель-француз подложил львенка в детскую коляску, прямо рядом с ребенком. Зиглинда потянула маму за рукав и спросила:
– А если они заберут львенка домой, а ребенка оставят здесь?
Но мама ничего не ответила, потому что разговаривала с матерью того самого ребенка:
– Шесть детей! Ничего себе! Вам, наверное, и присесть некогда.
Когда наступила очередь Хайлманнов, они устроились на лавочке, и служитель-француз посадил им на колени львят. Один все время норовил укусить Курта за нос. Служитель утверждал, что это просто игра, но Курт ревел не переставая, так что фото было загублено.
Медведь неподвижно сидел у прутьев и смотрел в пустоту, не обращая ни малейшего внимания на посетителей зоопарка, что было очень невежливо с его стороны.
– Похоже, ему тут не нравится, – заметил Юрген.
– Выглядит унылым, – согласилась Зиглинда.
Люди стояли у вольера и ждали, когда же медведь покажет зубы, зарычит или встанет на задние лапы, как было нарисовано в брошюре зоопарка. Стоявший рядом мужчина нетерпеливо взглянул на часы. Молодой солдат закричал на медведя, однако тот и не пошевелился. За прутяной стеной весь мир исчез[11].
– Сломался, – бросил солдат.
– Самася, – повторил Курт, пробуя новое слово.
– Он сломался? – воскликнул Юрген, чуть не плача.
– Нет,