привел Уот, которому помогали еще два человека. Глаза неуклюже переваливающейся медведицы были прикрыты колпачком, но она учуяла запах собак и инстинктивно развернулась в их сторону.
Уот с помощниками провели ее к толстому столбу, вкопанному в землю посреди ямы; к верхушке и нижней части столба были прикреплены прочные кожаные ремни. Распорядитель травли привязал правую заднюю лапу медведицы нижними ремнями. Немедленно раздались негодующие возгласы:
– Верхними ремнями, верхними!
– Привяжи зверюгу за шею!
– Привяжи за кольцо в носу, дуралей ты этакий!
Распорядителя нисколько не тронули ни выкрики, ни оскорбления – он был человек искушенный в своем деле.
– У медведицы вырваны когти. Если еще и за голову ее привязать, то смотреть станет вообще не на что. Так хоть клыки сможет пустить в ход, – растолковал он зрителям.
Уот снял колпачок, прикрывавший Годиве глаза, и проворно отскочил в сторону. В колеблющемся свете факелов медведица огляделась вокруг, озадаченно всматриваясь в людей и собак.
Заметно было, что медведица старая, лучшие дни ее давно прошли, и те, кто выкрикивал ставки, почти не получали ответов, пока не стали предлагать три к одному на собак – псы, которых подвели к краю ямы, выглядели свирепыми и сильными. Выжлятники почесывали псам головы, разминали им шеи, потом сняли намордники, отстегнули поводки и отошли в сторону.
Мастиф и рыжий сразу прильнули к земле, не сводя с Годивы глаз. Рыча, они метнулись вперед, щелкнули зубами, промахнувшись, и тут же отступили: они ведь еще не знали, что у медведицы нет когтей, а когти – это они понимали и уважали.
Элкхаунд промчался прыжками по периметру ямы, и медведица то и дело бросала на него через плечо настороженные взгляды.
– Ты смотри на маленького рыжего, – прокричал Уот в ухо Робу.
– Но ведь он кажется совсем не таким страшным, как остальные.
– Он из замечательной породы, их вывели от мастифов, чтобы травить в яме быков43.
Медведица заморгала глазами, поднялась на задних лапах, прижавшись спиной к столбу. Годива казалась растерянной: она видела, что собаки нападают всерьез, но сама она была прирученным зверем, давно привыкшим и к ремням, и к воплям людей, поэтому не разозлилась еще настолько, насколько это было необходимо распорядителю. Тот поднял длинное копье и ткнул медведицу в сморщенный сосок, оторвав его темный кончик. Медведица взвыла от боли.
Обрадованный мастиф рванулся вперед. Он собирался разорвать мягкий низ живота, но медведица повернулась, и острые собачьи клыки вонзились ей в левую ляжку. Медведица взревела и ударила лапой. Если бы ей не вырвали безжалостно когти, еще когда она была медвежонком, она выпустила бы псу кишки, а так удар безоружной лапы вреда врагу не причинил. Пес понял, что отсюда опасность ему, вопреки ожиданиям, не грозит, выплюнул шерсть с кусочком мяса и снова впился в ляжку, уже опьяненный вкусом крови.
Маленький рыжий пес взвился в воздух, нацелившись Годиве в глотку. Клыки