Народу вокруг совсем немного, ведь будний день-то. Ну, идем через этот перелесок по тропинке. Медленно так идем, обнявшись… останавливаемся иногда… И вдруг в один момент из кустов – выстрелы. У Игорька реакция отличная всегда была, он тренированный. Сразу повалил меня на дорожку, а пули свистят… ужас. Мы доползли до кустарника, он подхватил меня, и мы побежали, вон, все разодрались и на джинсах это пятно кровавое.
…Валерия уткнула лицо в ладони и плечики ее затряслись. Ирина
молча гладила ее по волосам, ожидая, пока девушка успокоится.
– Странно, почему вас не преследовали, чтобы… ну, закончить начатое… на них это не похоже. Наверное, тут что-то другое.
– А что, тетя Ира? Кому может понадобиться нас тут выслеживать и
убивать? Зачем? – подняла Лера заплаканное лицо.
– Я тоже ничего не понимаю, девочка моя!
Соломатова обняла девушку за плечи и подумала, насколько страшной
стала эта жизнь, если молодежь, вместо того, чтобы учиться,
работать, растить детей вынуждена через свои кровь и страдания
расхлебывать не ими же заваренную мерзкую кашу.
…Домой к тете они вернулись под утро. Ирина едва стояла на ногах от усталости – физической и моральной – навалившейся на нее за последние сутки.
Уложив отдыхать Валерию, она без сил рухнула на кровать рядом с похрапывающим Хмелевским. Но Соломатова не забыла предупредить тетю Валю, чтобы часам к двенадцати ее обязательно разбудили. Надо было не опоздать на встречу с соседями-погорельцами. С их помощью Ирина надеялась решить один очень важный на сегодня вопрос. Куда теперь девать фотографии?
***
Семейство Ворониных добралось до Подмосковного поселка Лесное, где проживала мать Андрея Васильевича только глубоким вечером, измотанные и усталые донельзя.
Всю дорогу и в электричке, и в автобусе, и пока шли пешком через поле, Маргарита Сергеевна хныкала не переставая. Ей до смерти было жалко и квартиру и, конечно же, все погибшее личное имущество.
– Годами наживали, Андрюша! Копили, недоедали, во многом себе
отказывали и Яночке отказывали и вот, на тебе! За пятнадцать
минут все превратилось в пепел! И ведь уже ничего никогда не
восстановишь, Андрюша, мы ведь уже пожилые, а времена то вон
какие…
И Маргарита Сергеевна, притормозив, прикладывалась к плоской
коньячной бутылочке. После чего пару минут молчала, как губка
впитывая живительную влагу, а потом начинала причитать заново.
Дочь Яна не обращала внимания на материнские стенания,
погруженная в собственные переживания относительно всеобщей
мужской подлости, и Сан Саныча в частности. Только изредка она
укорительно говорила:
– Ну, мам, хватит, наконец! Люди же вокруг!
– А мы не люди? Хуже, чем с собаками… Живьем спалить хотели, гады!
Трагедийный