ной издательской системе Ridero
ГЛАВА I
Нуантэль, нужно это отметить, был человеком методичным. Военная жизнь приучила его как порядку, так и к распорядку. Он привык все ежедневные дела делать в свой определённый час, ничего не запутывая неожиданными поступками, раскладывая каждую вещь и дела по определённым полочкам. В своём полку, после учений и положенной по уставу чистки оружия, капитан становился человеком светским и тем самым ловеласом, каким его знают сейчас в Париже, так что в том военном городке, где находился его гарнизон, он оставил о себе нетленные воспоминания, и там и по сей день на слуху легенды о его удачах и победах на любовном фронте. После отставки с военной̆ службы Нуантэль сохранил прежний уклад жизни, правда, позволяя себе изредка некоторые неожиданные поступки, без которых в Париже невозможно прожить и месяца. Три четверти его времени было посвящено умелому фланированию в текущих столичных делах, а именно – находиться в курсе всей светской жизни, не утруждая себя при этом никакими обязательствами, а остаток принадлежал определённым общественным обязательствам и дружеским отношениям, а также всяческим более или менее рискованным, но кратковременным связям с любезными дамами. Он не отказывался себе в удовольствии путешествовать в страну Нежности и Любви, но только никогда не задерживался в ней надолго и всегда с успехом возвращался из этих вылазок в свой дом, ставший для него уютной холостяцкой гаванью.
Приключение, случившееся с Гастоном Дарки, как нельзя кстати взорвало устоявшийся парижский уклад жизни капитана, как раз в тот период, когда сердце Нуантэля находилось в очередном квартальном отпуске, и он с радостью воспользовался случаем занять своё безделье упражнениями для ума и заодно прийти на помощь самому дорогому из своих друзей.
Вот уже сорок восемь часов душа и тело, а главное, его ум, целиком и полностью принадлежали делу защиты Берты Меркантур. Нуантэль вёл расследование по этому делу с тем же самым усердием и той же заботой, какую раньше он направлял на проведение военных операций, и следовало признаться, что ему понравилось это его новое занятие, эта новая кампания, схожая с военной операцией во времена кампании с пруссаками, представлялась ему действительно увлекательной и захватывающей. Запонка, найденная мадам Мажоре, рассказы Мариетты и признания мсье Крозона… Господи, столько показаний и улик, из которых можно извлечь пользу в сражении с неприятелем, а если этим неприятелем была маркиза де Брезе, более чем достойный противник, вести боевые действия против которого было одно удовольствие, Любой бой предполагает и оборонительные действия, а защищаться от атак такого хитрого и соблазнительного противника, каким была гаванка, обойти его искусным манёвром и, в конечном счёте, победить, разве это не истинное наслаждение для военного, хоть и в отставке. Его артиллерийские батареи были на боевых позициях и просили только команды открыть огонь по неприятелю, но капитан располагал несколькими часами до начала боевых действий и намеревался их использовать с пользой для своих фантазий, в некотором рое даже эротических, в чём, кстати, он не смел себе признаться, а ведь это было несвойственное ему доселе проявление трусости.
Итак, среди прочих чудачеств, в Париже у него появилась одна милая привычка: между обедом и ужином выкуривать несколько сигар в клубе за игрой в бильярд. Ему нравилось как играть самому, так и, ещё более того, понаблюдать за игрой других, покуривая при этом любимую гавану. Нуантэль, пуская в потолок кольца ароматного дыма, обожал классифицировать игроков в карамболь по различным признакам – типу ума, темпераменту, ну и прочим другим разнообразным мелочам. Капитан в тот день благоразумно счёл, что посвятив добрую треть дня своему расследованию во благо своего друга, он выиграл право на эту свою излюбленную забаву. Посещение маркизы было запланировано только на пять часов, и он не нуждался в том, чтобы возвращаться домой для перемены костюма перед предстоящим рандеву с маркизой, ведь его грум прекрасно знал, какой более подходящий к визиту костюм нужно принести ему прямо в клуб, чтобы поменять тот, который он одел утром, отправляясь на церемонию похорон Джулии д’Орсо. Кроме того, капитан не рассчитывал снова увидеть китобоя в этот день, так как анонимный корреспондент, который нарушал уже три месяца покой несчастного моряка, как ему казалось, был не очень уверен в том, что он делал сейчас, и вряд ли вдруг стал проявлять неожиданную быстроту и оперативность, чтобы назвать имя любовника мадам Крозон этим вечером.
– Впрочем, – сам себе говорил Нуантэль, поднимаясь по лестнице в Клуб, – любовник, а это был, по-видимости, Голимин, умер. Но, чёрт возьми, я буду не я, если не разгадаю, кто доносчик. Вероятно, это враг этого поляка, человек, у которого был какой-то интерес натравить на него Крозона, чтобы тот убил бедного славянина.
Эта была последняя мысль Нуантэля о занимавшем его доселе деле, после чего его мозг переключился на другую тему. Это был его коронный метод – все одолевавшие его заботы оставлять на пороге красного салона клуба, точно также, как в старые добрые времена армейской службы он снимал свою саблю на входе в офицерскую столовую, а посему, когда капитан преодолел порог