был, сразу смутился и как-то испуганно посмотрел на Глеба, видимо нарушил грозное указание командора. Но мой взгляд оказался страшнее.
– Олаф, а вот с этого момента подробнее. Пожалуйста. Глеб, я хочу знать.
Глеб хотел мне что-то сказать, но промолчал, правда, громко так промолчал. Олаф даже немного съёжился. Самуил откашлялся и решил его спасти:
– Катенька, понимаешь, ты в своей борьбе очень о руки …сильно поранилась, ломала всю себя, они же тебя удержать не могли, все мышцы порвала, косточки поломала, а спина, вот, совсем… у тебя спина как, уже не болит?
– Не болит. У меня уже ничего не болит.
Виктор решительно встал и признался:
– Катя, ноги я тебе переломал.
Вздохнул тяжело и опустил глаза.
– И руки тоже.
Олаф обрёл дар речи после взгляда командора и тоже хотел что-то сказать, но Олег его прервал:
– А я тебе ничего не ломал, не успел, за Арно ездил.
Но когда поднялся Андрей, я решила остановить этот процесс самобичевания, тем более что уже знала – кто мне ребра поломал.
– Андрюша, прости, я не хочу ничего знать, это я сама себе всё ломала, вы тут не причём. Но Олаф прав, я теперь молодая и красивая. И здоровая.
И так тяжело вздохнула, что Олаф улыбнулся. Ещё один вопрос меня интересовал:
– А что сказал Арно, ну, вообще, он что-нибудь сказал?
– Он завтра приедет, очень хочет с тобой поговорить. Если Глеб позволит.
Я так посмотрела на Глеба, что он сразу позволил, кивнул. Слишком много информации, моя умная голова уже ничего не понимала, и я лишь хотела одного – лечь в постель, и чтобы Глеб меня обнимал. Он понял меня и сразу перенёс в спальню.
Мы долго лежали молча, я прижималась к Глебу, но сказать ничего не могла. Он обнимал меня, гладил по голове и касался губами лба, опять температуру меряет, вдруг снова вернется нервная горячка.
В моей голове возникла мысль, и я стала её думать. Мысль неправильная, но пока единственная и я решила всё-таки уточнить у Глеба:
– Скажи, а если бы моё сердце не помолодело, осталось старым, несчастным, одиноким сердцем, и кожа бы осталась такой красной, некрасивой, может, от ожогов в лабиринте вся сморщилась, и ноги не зажили…
– Я люблю тебя.
– Ты скажи правду. Вот сейчас я молодая и красивая, так говорят, но если…
– Если не бывает. Ты самая красивая и молодая женщина для меня. Единственная. Олаф прав, ты ни о чём не думала, ничего для себя не просила, отдавала себя, отдавала мне свою жизнь. Тогда никто ничего не знал, а ты сама предложила свою кровь мне, тому, который тебя хотел убить. Самуил мне рассказал, как ты отдавала свою кровь для меня, когда на вас напали, боялась, что погибнешь и не успеешь мне помочь. Твоё сердце не одиноко, там есть я.
Неожиданно он так чувственно провел руками по моей груди, что я задохнулась.
– Помни, я с тобой, везде и всегда. И твоё тело моё, молодое и красивое, любимое.
И так