только чтобы у них всё было хорошо.
– Катя! Остановись! Молчи!
Олаф кричал, и все вздрогнули от его крика, Глеб сразу прижал меня к себе, укрыл всю своими руками.
– Не смей! Не смей так думать! У каждого своя судьба, а ты свою сама сделала! У них свой путь, и ты за них муки на себя взять не можешь!
И все опять на меня посмотрели, догадались о моих мыслях, и, пожалуй, сейчас бить будут, судя по выражению глаз. Олег грозно заявил:
– Как тебе кнопку ту выключить, придумала тоже страдания себе за нас.
Картинку увидел, точно, уж больно недоволен. Я сильнее прижалась к Глебу, совсем спряталась. Спокойным остался только Арно, тоном лектора перед студентами объяснил:
– Катя, ты готова всем им свою любовь отдать, на всё готова ради них, вот тебе судьба даёт жизнь и срок неопределенный, организм тебе меняет, даёт молодость и красоту, хотя ты и так девушка красивая. Ведь ты ничего не просишь, ни денег, ни драгоценностей, условий никаких не выдвигаешь. Тебе судьба и так дает всё.
И вдруг рассмеялся, весело, облегченно, чувствовалось, что и он нервничал.
– А как ты Аарону пощёчину влепила! Пока не увидел, не понимал, почему он вдруг…
Хохот потряс дом так, что точно полетела вся система охраны, только боевики устояли. Даже Глеб смеялся, прижимал меня к себе и хохотал. Олег что-то пытался добавить, но его никто не слушал, всё напряжение разговора выходило этим смехом. Самуил прижимал руки к груди и кивал головой, смеялся тихонько, а Олаф смеялся громко и широко размахивал руками. Только Андрей улыбался и смотрел на меня совершенно как мальчик – восхищённо и радостно.
И началось. Оказалось, что каждый мой шаг – это подвиг, у всех нашлось, что обо мне рассказать. Естественно, куда без комментариев Виктора, это был его очередной звездный час. При этом удивительным образом никто в своих рассказах не коснулся моих физических страданий, оборачивали всё так, будто я только их и спасала, ну, изредка воспитывала.
Арно с удивлением наблюдал за этим буйством: особенно поражал Олег, видимо таким он его никогда не видел, даже представить себе не мог, что такой всегда выдержанный, немногословный, даже мрачный, может в красках, размахивая руками рассказывать о моих поступках. Виктор тоже удивлял, но меньше, в нём и раньше проскальзывала ирония, как-никак аналитик, правда такого звёздного часа он от него всё-таки не ожидал.
Глеб смеялся со всеми, но при этом его руки жили отдельной жизнью. Они обнимали меня, и пальцы чуть подрагивали, совсем немного, но я чувствовала кожей это лёгкое дрожание, признак сильнейшего волнения командора. Руки двигались по моему телу, казалось, они старались закрыть меня собой от любой опасности, но их не хватало на всё мое тело, иногда он даже закрывал меня своими плечами, чуть наклоняясь вперед. Только я понимала это движение, настоящее его назначение.
Смех, рассказы и обсуждения продлились до ужина, и мы с Самуилом дружно ели под комментарии Виктора о моей любви к тортикам