исцеленный зевком, он чувствовал туман во всем теле, как будто его выпарили в бане и долго терли спину и живот мыльной пеной.
Страстью его были зеркала.
Он долго и неподвижно смотрелся в них.
Любил он также переодеваться и сам себя оправдывал тем, что начинал раскладывать и перетряхивать барские платья.
Когда Грибоедов ушел и нумерной все свое рассказал, Сашка походил по нумерам. Потом открыл шкаф и снял пылинку с форменного мундира. Пальцами он дошел до глубины шкафа и нащупал костюм, давно облюбованный. Он вынул из шкафа грузинский чекмень[153] и прошелся щеткой.
Потом лениво, точно делая любезность кому-то, Сашка надел чекмень. Грибоедов был выше него, и перехват пришелся Сашке ниже талии.
Так он стал смотреться в зеркало.
Ему не нравилось, что чекмень был без газырей, с гладкой грудью. Грибоедов почему-то особенно дорожил этой одеждой и никогда не давал Сашке ее чистить.
Тут, у зеркала, налетел на Сашку страшный зевок.
Отряхиваясь и покачивая головой, он опустился на диван и, в чекмене, заснул. Во сне он видел газыри, ребра и американскую барыню, барыня кричала на нумерного, что он запропастил ее мальчика, которого она родила в пятом нумере и положила в шкаф. Нумерной же все сваливал на Сашку.
15
Перед балом следовало держаться стиля семейного, стиля уютного, растормошить Нессельрода шуткой и кинуть вскользь деловое слово греку.
Грибоедов начал со сравнения:
– Я автор, и ваше превосходительство простит мне отклонение, может быть далекое и несвойственное миру важных дел.
Хорошо. Нессельрод боялся пакета перед балом.
– В бытность мою в Персии я вел такую политику: с торговцем дровами я был вежлив, с торговцем сладостями – нежен, но к торговцам фруктами – суров.
Нессельрод, как опытный шутник, поднял брови и приготовился услышать нечто смешное.
В виду акварелок следовало говорить о сладостях.
– Потому что дрова в Тебризе продаются на вес золота, по фунтам, фруктов в Персии очень много, а сладости я люблю.
– А какие там фрукты? – любознательно спросил Нессельрод.
Эк его, не надо бы о фруктах. Он слишком интересуется фруктами.
– Виноград, но длинный, без косточек, он называется тебризи – сорт превосходный, потом особый лимон…
У Нессельрода свело губы. Он живо вообразил себе этот лимон.
– Но совершенно сахарный, сладкий, – взглянул на него коллежский советник, – лиму, как они его называют, померанец, апельсин. – И с опаской глядя на чувствительного руководителя: – Кислый, – добавил он тихо.
Так он умно, как благонравный, хитрый мальчик, поддразнил руководителей, что карлик решительно развеселился. Неучтивость? Коварство? Милейший господин!
– И я пришел к заключению, что моя домашняя политика правильна и чуть ли не отражает наши принципы.
«Наши принципы» – как это самоуверенно. Но это шутка.
– Я шучу, – сказал коллежский советник, – и заранее прошу в том прощения. Но я наблюдал Восток и старался