бровей натянула лоб, и шрам проступил снова. Чашка замерла, а пальцы Макса вокруг нее побелели. Белый ноготь на правом указательном будто слегка оттопорщился, выделяясь на фоне остальных – гладких, прозрачных, идеально отполированных.
Балетный повредил ноготь, рухнув с какого-то устройства, что должно было носить его над сценой. Роли ангелов стоят недешево.
– Мы сейчас говорим не о глупой тетке или малолетке, которая ищет приключений на задницу! Мы говорим о Магнолии! Она видит чудовищ, разбирается в них! Она бы первая тебе позвонила и предложила его укокошить.
Балетный отвернулся к окну, стиснул челюсти, продолжая хмуриться – я достала его. Правая нога Макса, закинутая на колено левой, резко закачалась, как маятник. Бросились в глаза пальцы «в кучку» – пуанты уродуют стопы даже людей с такой сильной регенерацией, как мы.
Ладони Макса нервно сжимали чашку. И казалось, тонкий пластик вот-вот расколется, окропив балетного кофе.
За длинным, почти во всю стену окном, гулял ветер, и ветки деревьев норовили постучаться в дом. Белая монетка Луны выглянула из-за туч, будто интересуясь нашим разговором.
– Макс, – попыталась я смягчить балетного. – Алкоголь отнимает у Магнолии большую часть способностей.
Лед в его серых глазах растаял, бровь изогнулась, нога замедлилась, а пальцы принялись неспешно вращать чашку.
– А ведь и правда. Не подумал об этом, – Макс чуть подался вперед, и, не предупреждая, соединил нас с Магнолией.
Нет, она не пила.
Макс вынырнул из энергетического слепка города с возмущенным фырканьем. Его нога закачалась снова, пальцы судорожно стиснули чашку. Напряженное лицо, сведенные брови и вновь проявившийся шрам на лбу ничего хорошего не сулили.
– Утешилась, паникерша? – припечатал балетный, смерив меня колючим взглядом.
Что ответить? Я ошиблась. Но не успокоилась. Рваным пульсом билась в груди тревога, перед глазами все еще стояла распластанная Магнолия.
Черные волосы растеклись по простыне кляксой, полупрозрачные, крепко сомкнутые веки, нервно вздрагивали. И казалось, Магнолии снится кошмар – оттого и бегают под тонким покрывалом век глаза, дрожат искривленные губы, сжимаются кулаки.
– Я чувствую – с Магнолией что-то не так, – беспомощно выдохнула я в красивый профиль Макса.
Он отвернулся от окна, и вгляделся в мое лицо – серые глаза потеплели, излучали участие.
Макс уставился в стену, почти не мигая – задумался.
Оставив полупустую чашку в покое, тонкие пальцы его крутили верхнюю пуговицу жилетки. Луна подмигнула из-за облаков, очертив белесой дымкой остроносый профиль балетного, смягченный волнами каштановых волос. Как по волшебству в ее неровном свете показались вены под тонкой кожей шеи, на изящных, но вместе с тем жилистых ладонях. Зачернела дырка, ровно по центру мочки. Лет двадцать минуло с тех пор, как Макс бросил носить серьгу, но дырка никак не зарастала, опровергая этим весь мой опыт.
– Обождем до завтра, – уже серьезно,