меня екнуло сердце, сжалось, неумолимо напоминая, что есть вещи, к которым даже после всего пережитого не привыкнуть. Хорошо, что не позавтракала, съязвила я мысленно. Но от этого стало лишь тошнотворней.
Глава 2. Еслена
Девушка лежала в центре комнаты, на полу. Сломанное тело ее походило на выброшенный из бутика манекен, едва прикрытый длинным, разодранным в нескольких местах коктейльным платьем. Испещренные кровоподтеками руки, спина, выгнутая там, где не должна гнуться, вместо половины лица – кровавая каша.
Сломанная ключица острыми костяными пиками вышла наружу. Струйки бурой жидкости нитками расползлись по нежно-розовой ткани, спускаясь на пол.
Контраст невинного цвета платья, тонюсеньких бретелек на худеньких плечах, и тела, которое словно рвал дикий зверь, заставил меня сглотнуть. Мерзкий, колючий ком в горле не поддавался, застрял, глаза увлажнились. Я стиснула зубы и кулаки, сдерживая слезы. Девушка была намного моложе других жертв – неоперившийся птенчик, что наряжается в мамино платье, чтобы взрослые мужчины оценили расцвет ее женственности. От этой мысли мне стало еще хуже.
Девушка приглашающе раскинула ноги, согнула колени. Знакомая поза жертв наших чудовищ. До жути знакомая.
Крови вокруг почти не было. Нулячий белый паркет казался слишком чистым, слишком девственным для отвратительной картины.
Новая жертва. О ней опять писала «Фальстране» – заштатная газетенка, что киоскеры брезгливо швыряют в папку для бесплатной прессы. Зато ее виртуальный портал гудит от комментариев, подвисает от лавины запросов.
Макс встал, сходил на кухню, и пока я читала заметку про искромсанную модель, принес мне чай, а себе – кофе.
Балетный гостил у меня не раз и чувствовал себя как дома.
Стряпать Макс обожал. Это успокаивало его, воодушевляло, но сам балетный клевал как птичка. Иной раз, на встрече «могучей четверки» в кафе, мы с Магнолией стыдились своего обжорства, пока Макс лениво пощипывал мини-сэндвич или сырную нарезку.
Мерное гудение кухонной техники оповестило меня, что балетный занялся любимым делом. Новости встревожили его всерьез.
Не мудрено! Раньше чудовище не уродовало жертвы. Пило кровь, разодрав шею, и бросало мертвое тело на месте преступления. Откуда эта ярость? Эта жестокость? Ни картра, ни эмкре не кромсали добычу. В груди расчетливых хищников не сердца – кусочки льда. Нет в них места для безумной ярости, гнева и мести. Голод гнал эмкре и картра за жертвой, а сытость уводила прочь.
Тот, кто набросился на девушку, жаждал ее боли, стонов, мольбы о пощаде. Для картры и эмкре это все равно, что купить вкуснейшее вино и нечаянно расколоть бутылку по дороге домой. Увидеть лишь как впитывает земля настоянный годами напиток, поймать изысканный запах. И уйти, не солоно хлебавши. Сладкие гормоны – пища чудовищ – сменились бы желчной горечью гормонов ужаса и страданий.
И значит, все наши выводы ложны.
Я встала, потянулась, разминая затекшие за ночь в кресле мышцы. Взяла халат и побрела в ванную.
Максу