г ей сделалось так горько от этих слов, что она закусила губу, сдерживая слезы. Но, перехватив взгляд Тома О’Коннора, решила, что лучше уж выглядеть сломленной, побежденной. И скрылась в доме.
Этим вечером в дверь постучали, когда было без малого восемь. В дальней комнате горел камин и мальчики делали за столом уроки.
– Открой, – бросил Конор брату.
– Сам открой, – ответил Донал.
– Сейчас же пойдите и откройте, любой из вас, – велела Нора.
В коридор пошел Конор, младший. Он отворил, и она услышала женский голос, незнакомый. Конор провел гостью в гостиную.
– Это маленькая тетя с Корт-стрит, – прошептал он, вернувшись в дальнюю комнату.
– Что за маленькая тетя?
– Не знаю.
Мэй Лейси скорбно покачала головой, когда Нора вошла в гостиную.
– Нора, я не решалась прийти. Так жалко Мориса, что слов не сыскать. – Она шагнула вперед и взяла Нору за руку. – И такой молодой! Я помню его малышом. Да вся Фрайери-стрит помнит.
– Снимайте пальто и пройдемте в заднюю комнату, – сказала Нора. – Мальчики делают уроки, но они могут перейти сюда и включить обогреватель. Им все равно скоро спать.
В дальней комнате Мэй Лейси, из-под шляпки которой выбивались пряди седых волос, уселась, не снимая шарфа, напротив Норы и завела речь. Чуть погодя мальчики отправились наверх; Конор, когда Нора позвала его, застеснялся и не спустился пожелать ей спокойной ночи, но Донал пришел, подсел к ним и стал осторожно, молча рассматривать Мэй Лейси.
Было ясно, что больше никто не пожалует. Нора испытала облегчение: не придется развлекать людей, которые плохо знают друг дружку, а то и недолюбливают.
– Короче говоря, – журчала Мэй Лейси, – Тони лежал в больнице в Бруклине, и не успел тот человек очутиться на соседней койке, как они разговорились, Тони сразу признал ирландца и сообщил, что жена его родом из графства Уэксфорд.
Она умолкла и поджала губы, словно что-то припоминая. Затем заговорила как бы мужским голосом:
– О, так и ведь я оттуда, сказал сосед, а Тони уточнил, что она из Эннискорти[1]. Надо же, и я тамошний, ответил тот. И спросил у Тони, где она в Эннискорти жила, а Тони сказал, что на Фрайери-стрит.
Мэй Лейси не сводила с Норы глаз, призывая проявить интерес и удивление.
– А сосед и говорит: так ведь и я там жил! Поразительно, правда?
Она помолчала, ожидая ответа.
– И он сказал Тони, что перед отъездом из города изготовил ту железяку – как ее? – решетку или оградку на подоконнике Герри Грейна. Я пошла глянуть – так и есть. Герри понятия не имеет, когда и откуда она взялась. Но сосед Тони, там, в бруклинской больнице, сказал, что он-то ее и сделал, потому что сварщик. Правда, совпадение удивительное? Подумать только – в Бруклине!
Донал отправился спать, и Нора приготовила чай. Она принесла его в заднюю комнату на подносе заодно с печеньем и кексом. Когда разобрались с чашками-блюдцами, Мэй Лейси отпила чаю и возобновила свой монолог:
– Конечно, все мои были без ума от Мориса. Постоянно спрашивали о нем в письмах. Джек с ним дружил, пока не уехал. И у Мориса был, разумеется, редкий педагогический дар. Мальчики ему в рот смотрели. Я только это и слышала.
Глядя на огонь, Нора попыталась вспомнить, бывала ли вообще в этом доме Мэй Лейси. Вроде бы нет. Она знала ее всю жизнь, как и многих в городе; они здоровались, обменивались любезностями и останавливались поболтать, когда находились новости. Ей была известна вся биография Мэй – от девичьей фамилии до участка на кладбище, где ее похоронят. Однажды Нора слышала ее пение на концерте, в память врезалось блеющее сопрано – Мэй пела то ли “Дом, милый дом”, то ли “Свет дней былых”.
Она сомневалась, что Мэй Лейси наведывалась куда-либо, помимо магазинов да воскресной мессы.
Воцарилось молчание, и Нора подумала, что Мэй, наверно, скоро уйдет.
– Я рада, что вы меня навестили, – сказала она.
– Ох, Нора, я глубоко вам сочувствовала, но мне показалось, что лучше поначалу не докучать и немного выждать.
Она отказалась от чая, когда Нора предложила еще, и та, унося на кухню поднос, подумала, что теперь-то Мэй встанет и наденет пальто, но гостья продолжала сидеть. Нора поднялась на второй этаж и проверила, спят ли мальчики. Она улыбнулась, представив, как тоже ложится, засыпает, а Мэй Лейси томится внизу, в напрасном ожидании глазея на огонь.
– А где ваши девочки? – спросила Мэй, как только Нора села. – Их больше не видно, а раньше постоянно ходили мимо.
– Айна в школе, в Банклоди[2]. Обживается там, – ответила Нора. – А Фиона учится в Дублине на преподавателя.
– Когда они уезжают, становится тоскливо, – сказала Мэй Лейси. – Я скучаю по всем – говорю как есть, – но забавно, что больше думаю об Эйлиш, хотя мне и Джека не хватает. Не знаю, в чем было дело, но мне просто не хотелось Эйлиш терять. Вы-то меня поймете, Нора. После смерти Роуз