Мужчина и его женщины. Алексей Петрович Бородкин

По графическому планшету скользило перо. Художник щурился, и время от времени отклонялся назад, оценивая нарисованное. Брезгливо хмурился.

      – Тихон разводится, – произнёс в пространство.

      – Опять? – уточнил Раевский.

      – Опять, – подтвердил Бузина. Перо заметалось по планшету (Бузина штриховал фон), глаза превратились в щёлки.

      – Зачем?

      – Ясно зачем. Чтобы не жить вместе. Не видеть каждым утром эту мымру.

      – Вот новости! – ретиво откликнулся Раевский. – Они и так живут в разных квартирах! Четыре остановки разделяют… – хотелось сказать "супружеское ложе", но это было бы бестактно.

      Бузина отставил работу. Собрал на лбу складку.

      – Ты так переживаешь, Саня, будто это тебе предстоит разводиться. Кстати, как у тебя с Ленкой? Нормуль?

      – Даже лучше. Она меня бросила.

      – Понимаю, – посочувствовал Бузина. – Разделяю твою скорбь.

      – Какую скорбь? При чём здесь скорбь?

      – Не держи горя в себе, друг! Не нужно прятать слёзы! Это вредно для нервов. Если существует такая необходимость – поплачь в моё плечо. – Интонация Бузины не позволяла понять, шутит он, или, действительно, безмерно сочувствует. – Теперь мне понятно, почему ты горюешь за Шаповалова.

      – Отцепись! Ни о ком я не горюю! Не выдумывай глупостей! Просто я хотел взять отпуск. На недельку. При таком раскладе Шаповалов не даст.