подлым фашистским шпионом, и он, разоблачив этого врага, выйдет на настоящую фашистскую шпионскую сеть, возьмёт за жабры резидента и тогда…
Мечты уносили Синцова прочь из реальности. Вот он хватает фашистского резидента.… Вот, он колет его, что называется «до жопы»… Вот, арестовывает всю шпионскую сеть.… Вот, эти мерзкие наймиты лгут, изворачиваются.… Вот, он прижимает их, заставляет сознаться.… Вот, Военная коллегия выносит свой суровый, но справедливый приговор.… Вот, Матвей Фадеевич представлен к правительственной награде и товарищ Калинин, в Москве, лично вручает ему орден…
Грёзы младшего лейтенанта, были прерваны неожиданным появлением перед ним некоего субъекта, в виде женской особи лет двадцати пяти, с тревожно бегающими глазками и причёской «а-ля Любовь Орлова». «А, что, ничего так себе…», – было первое, что пришло в голову Синцову. Вовремя одумавшись и стряхнув непрошеные неприглядные мысли, Матвей Фадеич устремил на незнакомку вопросительно-требовательный взгляд.
– Вы уполномоченный НКВД, который взрывом занимается? – спросила девушка.
– Да, а кто вы?
– Я Нина, секретарь товарища Горелица, у меня к Вам секретное дело, чтобы никто не узнал.
Матвей Фадеевич, вместе с таинственной Ниной, отошёл в сторонку и, не перебивая, довольно спутанную речь, услышал от секретаря директора завода следующий рассказ:
– Вы только не подумайте, что я отомстить хочу. Совсем не то, даже наоборот, я девушка советская, комсомолка, мне все эти ухажёры, охи да ахи не так важны, как процветание нашей Родины. Я не какая-нибудь легкомысленная, я знаю, что мы в кольце врагов, что на нас готовят нападение империалисты, хотят забрать наши фабрики и заводы, но мы не позволим, правда, ведь?
– Да что это я – продолжила Нина, – Так вот, за мной тут ухаживал Михаил Родионович, ну инженер Гуревский, знаете там, всякие цветочки дарил, конфеты, в кино пару раз приглашал. Нет, вы не подумайте, я ни-ни с ним, ну так целовались пару раз и всё. Он такой, знаете, обходительный был, всё стихи читал какого-то Фета, но мне не очень понравились, я больше пролетарских поэтов люблю. Жениться обещал, даже свататься собирался, а тут его как подменили. Перестал вообще со мной разговаривать, при встрече кивнёт, и всё, уходит. Я к нему за разъяснением, значит, а он в кусты.
– А давеча, мне Любка из конструкторского шепнула, – голос Нины стал тише, оглянувшись по сторонам, она продолжила, – Что Гуревский значит, к этой актрисочке зачастил. Ну, к этой, как её, песни всё поёт. У нас на заводе уже раз пять выступала. Анна Романовская, вот! А живёт она, значит, на улице Марата, а муж её какой-то иностранец, не то немец, не то румын. Так вот у неё там вечеринки всякие и наши заводские к ней ходят, ну инженера, конечно, не работяги же. А тут этот взрыв, я и подумала, раз муж-то иностранец, мало ли чего могло быть. Нет, сама-то я там не была, но Любка всё верно пересказала. Может и Вам чего пригодится.
Синцов не верил своим ушам, вот так подошла девчуха