так, как захочешь.
Назвав доезжачего его настоящим именем вместо привычного охотничьего прозвища, Сермюи дал ему понять, что не держит на него зла. И тут же снова принялся наигрывать губами сигнал «Гончие, вперед!».
Залом понимал, что уже слишком стар, чтобы менять привычки и переходить в другую охотничью команду. Он подумал о том, с чем ему придется расстаться: с красной одеждой доезжачего, с собачьей сворой, с лесом… и с этим сигналом, который для него – как хлеб насущный.
– Что до меня, – сказал он, – то, если господин барон захочет, я останусь.
И глаза старого доезжачего потеплели от собственного решения и размера собственной жертвы. Как был, с непокрытой головой, он придержал лошадь на опушке леса, чтобы хозяин мог первым выехать на простор.
Получив приказ о мобилизации, барон де Сермюи сразу поднялся в свою комнату, где его уже ждали приготовленный мундир лейтенанта резерва и сундучок с замками.
– Позовите ко мне Залома, – велел он камердинеру.
Одеваясь и рассовывая документы по карманам офицерской куртки, барон оглядывал в зеркале, причем без всякого удовольствия, свою высокую тощую фигуру.
«Не староват ли я для войны?» – подумал он.
Да нет, ему едва исполнилось тридцать шесть. Разве что седая прядь надо лбом…
Его первая любовница однажды бросила ему в сердцах: «Ты хорош для мужчин, но не для женщин».
Потом у него, конечно, были и другие женщины, но эти слова он запомнил на всю жизнь. Он понимал, что серые глаза, длинный нос и узкогубый рот не добавляли ему привлекательности. Зато в мужской компании он и вправду был хорош. Он слегка поиграл мускулами под формой, чтобы оценить себя в новом облачении и немного привыкнуть.
Когда вошел доезжачий, барон как раз поправлял ремень.
– Мое боевое седло готово?
– Все сделано, как велел господин барон.
Сермюи достал пистолет из выдвижного ящика секретера.
– Месье очень идет военная форма, – сказал Залом. – Вы в ней смотритесь моложе.
– В самом деле? – обернулся барон.
От него не укрылось, как растроган доезжачий.
– Седлай Даму Сердца к одиннадцати, а к полудню скачи на ней в Алансон, в кавалерийскую часть. Если кто спросит, отвечай, что это моя боевая лошадь.
– Хорошо, господин барон.
– И распорядись также, чтобы мои вещи доставили на машине туда же.
Барон спустился по широкой белой лестнице и бросил взгляд на охотничьи трофеи, украшавшие стену. На дубовых дощечках красовались десятки оленьих и кабаньих копыт. В холле столпилась вся прислуга замка. Холостой и бездетный, Сермюи порой остро ощущал свое одиночество.
Он обошел всех, с каждым попрощавшись за руку.
– Возвращайтесь скорее, господин барон, – сказал управляющий. – Здесь все будет в порядке.
– Я на вас надеюсь, Валентен.
Сермюи вышел на крыльцо, и его встретило последнее утро августа. На лужайках уже виднелись редкие опавшие листья. В знакомом до мельчайших оттенков воздухе Нормандии хозяин замка уловил