покачивался он, тоскливо скуля. – Как же башка-то трещит. Сдохнуть легче, чем снести.
Когда же до него, наконец, дошел смысл сказанного, рыжий медленно повернулся и надолго приклеился ко мне мутным похмельным взглядом, затем нерешительно промямлил, потешно шевеля распухшими оладьями разбитых губ:
– Кажись паря, где-то я тебя видал?
– Если кажется, свистеть по утрам надо, – злобно буркнул я в ответ.
– Креститься, – тупо наморщившись, поправил он.
– Тут уж кому как больше нравится. Можешь и креститься, – съехидничал я, и на этом наша весьма содержательная беседа на время прервалась.
Мой сосед, неуклюже ворочаясь, осмотрелся, не обращая особого внимания на затаившихся в углу бродягах. Похоже, он ничегошеньки не помнил, потому как снова повернулся ко мне и, дыхнув перегаром, неожиданно представился:
– Андрюха я, Стахов. Обычно Ржавым кличут.
– Степан, – иронически покосившись на него, отозвался я.
– А тебя, сердешный, за что ироды замели-то? – участливо прошепелявил новый знакомый.
– За мокруху, – небрежно бросил я в ответ, и оборванцы у параши тревожно зашевелились.
– Почетно, – одобрил причину задержания собеседник, – И кого ж ты, – он выразительно чиркнул пальцем по горлу, – коль не секрет, на тот свет спровадил?
С деланным изумлением выкатив на рыжего глаза, на всякий случай я бурно возмутился:
– По подозрению меня закрыли, дурья твоя башка. Понимаешь, по подозрению. У вас тут, сдается вообще так принято, как только новый человек появляется, на него всех собак вешать.
Андрюха задумчиво поскреб в спутанной нечистой бороде и, таращась в низко нависающий потолок, изрек:
– Понятственно. Так тут, почитай, кажну седмицу режут. Маньяк, бают, завелся, или как его там? Сыскари озверели совсем, всех подряд метут. Меня-то тоже, как первого мертвяка нашли, неделю мариновали. А как следующего мочканули, так зараз и ослобонили. Оттого как нет моей в том вины. Под тремя замками сидел, никак не мог зарезать. Так что не боись, днесь непременно другому бедолаге кишки выпустят, тут-то и придет твой черед.
Вдохновленный столь радужной перспективой, я осторожно поинтересовался:
– И часто у вас в округе народец потрошат?
– Никак оглох? Говорю ж, раз в седмицу, всенепременно, – Андрюха повозился, устраиваясь удобнее, после пожаловался: – Глотку сушит, мочи нет. Тута завсегда жбан с водой имелся. Почто убрали, аспиды? Простой воды уже жалко?… А что, жрать-то, еще не давали?
– А здесь еще и кормят? – саркастически приподнял я брови.
– А то, как же. Раз в день непременно. В трактире-то состоятельные господа, типа тебя, трапезничают. Опосля них, доложу я тебе, уйма отменной хавки остается. Вот мудреный трактирщик и наладился ее для кормежки арестантов полицейскому ведомству по дешевке сбывать…
Обрывая разговор, в замке загрохотал ключ. С душераздирающим скрипом отворилась мощная, с обеих сторон обитая железом, дверь и щурясь со свету, забавно морща нос от разлитого