катастрофы. Но вот он заговорил снова – торопливо, сбивчиво, как будто спешил переступить роковую черту:
– Думаю, напрасно описывать давнюю тревогу, стремление понять, имею ли я право на служение, попытки заглушить затаенные сомнения авторитетом церкви. О, Маргарет! Как я люблю святую церковь, откуда должен быть изгнан!
Не в силах продолжать, отец закрыл лицо руками. Маргарет тоже не знала, что сказать; начало предвещало какую-то страшную тайну вроде решения обратиться в мусульманство.
Со слабой улыбкой отец проговорил:
– Сегодня я прочитал о двух тысячах священниках, оставивших церковь и пытавшихся вернуть себе доброе имя, однако все напрасно. Напрасно! Боль слишком остра.
– Но, папа, достаточно ли глубоко ты обдумал свой шаг – такой ужасный, такой опасный шаг? – воскликнула Маргарет, не в силах сдержать рыдания.
Главная опора дома: вера в несокрушимую, безусловную непогрешимость любимого отца – внезапно покачнулась и рассыпалась. Что можно сказать? Что предпринять?
Горе дочери заставило мистера Хейла собраться, чтобы найти слова утешения. Он подавил душившие, готовые пролиться слезы, встал и снял с полки книгу, которую часто читал в последнее время и где, как ему казалось, черпал силы, чтобы ступить на избранный путь.
– Это откровение человека, когда-то, подобно мне, служившего сельским викарием. Написано более полутора веков назад неким мистером Олдфилдом, священником прихода Карсингтон в графстве Дербишир. Его муки закончены. Он доблестно сражался.
Две последние фразы мистер Хейл произнес едва слышно, а потом начал читать вслух:
– «Когда невозможно далее продолжать работу, не принося бесчестия Господу и позора Церкви, не разрушая цельность собственной души, не раня совесть, не лишившись покоя, не утратив веру в возможность спасения, – иными словами, когда условия, в которых придется продолжить (если ты готов продолжить) труд, греховны и не угодны Богу, – верь. Да, верь, что Всевышний обратит твое молчание, отстраненность, лишения и потери во славу его и евангельской истины. Если Господь не найдет тебе применения в одном качестве, то обязательно использует в другом. Душа, готовая ему служить и его почитать, никогда не утратит возможности действовать. Ты не должен ограничивать безмерность Всевышнего, считая, что ему ведом лишь единственный способ обратить тебя в инструмент собственного прославления. Он сможет сделать это посредством твоего молчания точно так же, как посредством проповеди; через твое бездействие так же, как через усердную работу. Это не притворная попытка сослужить Господу величайшую службу или исполнить тяжкий долг, способная искупить малейший грех, хотя сам этот грех и позволил тебе исполнить долг. Поверь! Ты не добьешься благодарности, если, представ перед обвинениями в нарушении священной клятвы и измене Богу, ради продолжения службы попытаешься найти оправдание в суровой необходимости».
Читая вслух избранные строки и оставляя для себя многие другие, викарий Хейл стремился обрести