– теперь постоянно выглядела усталой и раздраженной из-за того, что епископ не переводит мистера Хейла на более достойную службу, и порой едва ли не упрекала мужа в нерешительности и неспособности открыто заявить о желании покинуть бедный приход и получить новое, хорошо оплачиваемое место. В ответ мистер Хейл со вздохом отвечал, что должен благодарить Создателя за то, что способен что-то сделать хотя бы в маленьком Хелстоне. Однако силы его с каждым днем таяли, а действительность наступала все решительнее и жестче. Маргарет видела, как с каждой новой вспышкой агрессии у матери, требовавшей лучшей жизни, отец все больше сжимался и уходил в себя. В такие моменты она, как могла, старалась примирить матушку с родной деревней. Миссис Хейл уверяла, что близость леса дурно влияет на ее здоровье, и дочь выводила ее на красивую, просторную, освещенную солнцем и продуваемую свежим ветром деревенскую площадь. Маргарет считала, что матушка слишком много времени проводит взаперти и ей следует выходить куда-нибудь еще, кроме церкви, школы и нескольких соседних домов. Некоторое время прогулки помогали, но с наступлением осени и резкой переменой погоды жалобы на нездоровый воздух не просто возобновились, но усилились и приобрели категоричный характер. Недовольство особенно обострилось после того, как супруг, превосходивший в учености и красноречии как мистера Хьюма, так и мистера Хаулдворта, пропустил полученное обоими продвижение по службе.
Глубокий разлад между родителями стал для Маргарет неожиданным испытанием. Она сознавала и с радостью принимала необходимость отказаться от многих привилегий и удовольствий, ограничивавших свободу на Харли-стрит. Радость, доставляемая чувственными наслаждениями, в полной мере уравновешивалась гордым сознанием собственной способности обойтись без них, однако туча никогда не закрывает небо с той стороны, откуда мы ее ждем. Прежде, когда Маргарет приезжала домой на каникулы, недовольство матери ограничивалось легкими жалобами и мимолетными сожалениями, однако в светлых воспоминаниях о счастливом времени она забывалась и упускала из виду мелкие неприятные подробности настоящего. Во второй половине сентября осень заявила о своих правах дождями и холодом, заставив проводить дома гораздо больше времени, чем летом. Хелстон располагался далеко от тех мест, где обитали люди их круга.
– В Англии не найти дыры глубже, – пожаловалась миссис Хейл в очередном приступе уныния. – Не перестаю сожалеть, что у папы здесь совсем нет знакомых. Он так замкнут. Не общается ни с кем, кроме крестьян и рабочих. Если бы мы жили в противоположном конце прихода, и то было бы легче: можно было бы пешком дойти до Стэндфилдов, да и Горманы оказались бы по соседству.
– Горманы? – переспросила Маргает. – Уж не те ли, что составили состояние на торговле в Саутгемптоне? О! Я рада, что мы с ними не общаемся. Не люблю купцов. По-моему, куда приятнее иметь дело с простыми крестьянами – у них хотя бы нет претензий.
– Нельзя