сигарет на заднем дворе школы. А Мамонтов был классическим очкариком-ботаником, который даже шпаргалками не пользовался. И вот теперь он сидит за соседним столиком в компании великовозрастных сутенеров и проституток-малолеток (интересно, а сам-то он к какому лагерю принадлежит?) и с улыбкой рассматривает ее. А Женю его внимание раздражает, потому что она вдруг вспомнила о том, что выглядит не ахти: полустертый грим не красит ее веснушчатую кожу, и глаза накрашены слишком грубо, и толстовка мятая и неженственная. Зато Мамонтов похорошел и расцвел, точно девица на выданье. При нем больше не было вечных атрибутов юности – очков и прыщей. Его русые волосы отросли и были собраны в хвост. Надо сказать, Жене всегда именно длинноволосые мужчины нравились. Но Мамонтов... Нет, об этом даже думать нельзя, его и мужчиной в полной мере не назовешь. Бывшие одноклассники ведь мужчинами не считаются, во всяком случае, в Жениной системе координат.
– Жень, а можно мне за твой столик пересесть? – вдруг спросил он и уже с готовностью ухватился за свои пожитки – сумку-борсетку и пенный белый коктейль в высоком запотевшем бокале.
«Девчоночье пойло», – презрительно подумала о коктейле Женя, которая предпочитала напитки крепкие и неразбавленные.
– Да пересаживайся, – вяло пригласила она. Компания Миши Мамонтова не вызывала у нее энтузиазма. Но почему-то ей было неловко его отшивать, ведь он так искренне ей обрадовался.
Миша, что-то вполголоса сказав одному из сутенеров, пересел за Женин столик.
– Ты изменилась, – улыбнулся он, – тебе заказать что-нибудь?
– У меня есть деньги, – ухмыльнулась Женя, – надо будет, сама закажу. Ты тоже изменился.
– А я тебя по телевизору видел, – признался Мамонтов, – все думал, ты это или не ты.
– Видимо, я, – пожала плечами Женя. Ей нравилось чувствовать себя звездой именно в мамонтовском присутствии. Так она словно доказывала всем тем, кто когда-то безапелляционно записал ее в оторвы, что они были не правы. – Ты тоже расцвел, как я погляжу.
Она кивнула в ту сторону, где работодателями и соискательницами горячо и по-деловому обсуждались проблемы предохранения.
Мамонтов смутился и уткнулся взглядом в свой идиотский, украшенный взбитыми сливками коктейль.
– А, ты об этом. Ты что-то слышала?
– Было сложно не услышать, – рассмеялась Женя, – и жалко не подслушать. Я вообще такое впервые вижу. Мамонтов, а ты-то каким образом очутился в этой славной компании? Продаешь или продаешься?
Ей нравилось его поддразнивать, ведь он так благодарно реагировал на ее сарказм: его лицо покрылось свекольными кляксами, взгляд словно прирос к столу, а вспотевшие пальцы нервно теребили коктейльную соломинку.
– Ну зачем ты так? – наконец выдавил он. – Если тебе интересно знать, я вообще к этому отношения не имею. Это мой отец...
– Что-о? – хохотнула Женя. – Слушай. По этому поводу надо выпить. Мне текилу. Ты у нас что пьешь, Мамонтов, молочный коктейль? – Она говорила