она, – да для тебя видимо и стен не существует? Я знала, что ты ловкач, но не до такой же степени! Меня в магазине уверяли, что у этого замка имеются множество секретов, недоступных для воров.
– Воры бывают разные, – сказал он и забрав покупки с площадки зашёл в квартиру.
В нос ударил божественный запах бергамота, который он ни с чем перепутать не мог. Он обожал этот запах, так, как давно употреблял чаи только с этим заморским фруктом из Бергамо. И до последней судимости пользовался туалетной водой именно с таким цитрусом.
Она закрыла за ним дверь и достала из прихожей совершенно новые мужские тапочки.
– Ого, да меня оказывается здесь ждали? – почти радостно заявил он.
Она сбросила с себя туфли и взяв его за руку провела по коридору в спальню.
Подведя его к книжному шкафу ткнула пальцем в стекло:
– Узнаёшь? – спросила она.
На него смотрел его собственный портрет, написанный маслом его дочерью семь лет назад. Писала она его с фотографии, где он был запечатлен на яхте под названием «Виктория», принадлежавшей Глебу.
– Откуда? – ушёл он в ступор.
– Таня была моей пациенткой, – сказала она, – а перед Новым годом она сделала вызов врача на дом. Я пришла к ней впервые. Увидела картину и она мне ужасно понравилась. Во первых я была удивлена, что ты стоял на борту судна моей подруги, на которой мне часто приходилось отдыхать. А во вторых ты мне понравился на фоне водного бассейна. И по звёздам на плечах я поняла что ты не только папа Татьяны, но и человек с большой тюремной романтикой. Я не стала у дочери про тебя расспрашивать, надеясь справки навести про тебя у Захаровых. Когда она провожала меня, то сняла картину со стены и завернула её в мешок из-под сахара. Я махала обеими руками, не хотела брать, всё-таки труд был немалый потрачен на эту красоту. Но она меня убедила, что фотография сохранилась и что отца изобразит на другом холсте ещё лучше. Вот так я с тобой впервые заочно познакомилась. Ну а дальше, ты сам должен догадаться, что стоило мне только про тебя заикнуться у Захаровых, так и пошли по банным дням интенсивные разговоры о тебе. Точнее сказать началось программирование, свободной и не старой женщины.
– И еще ослепительно красивой! – автоматом выпалил он, не отрываясь от своего портрета.
– Снимай плащ? – сказала она. – Сейчас ты повесишь собственноручно свой портрет, а я разберу твои покупки и развешу их в шкафу. Надеюсь ты не сбежишь от меня сегодня? Скажешь липучка какая присосалась.
Он обнял её за плечи и поцеловав в щёку, словно завороженный произнёс:
– Будем жить вместе, но иногда мне поначалу придётся покидать тебя. У меня много непонятных вопросов возникло по смерти внучки. Без меня никто этого не решит. Да и дело я своё решил открыть. На это тоже времени много уйдёт.
Он снял плащ в спальне и передал в руки Ольге, а сам подвинул стул к стене, где выглядывала шляпка дюбеля, повесил картину.
– Не криво? –