насколько я помню, – нотариус вела разговор с ангельским терпением.
– Да, хотела... а сейчас не знаю, сомневаюсь. Мне нужен уход, средства на лечение, а от них разве дождешься? И хоронить-то не приедут, если что... М-да, не хочется об этом думать, а приходится. – И Юлия Аркадьевна там, в кабинете нотариуса, в который уж раз начинала рассказывать о том, как лежала в коме.
– Да, конечно, это ваши дальние родственники. Но, насколько я знаю, у вас есть сын.
– У меня нет сына.
– Ваш приемный сын – Савелий Кадош.
– Кадош – это наша фамилия, это мой отец, его дед приемный, дал ему эту фамилию, – Юлия Аркадьевна поджала губы. – Какая дура я была тогда... господи, такая дура, я так хотела ребенка, а из-за этого проклятого диабета... врачи сказали, что... в общем, я испугалась, а надо было своего рожать, а не брать этого... неизвестно кем и от кого прижитого, от черта, от дьявола... Представляете, я до сих пор помню тот день в августе, когда мы приехали в детский дом – я, мама, отец... Мои родители, они на все были согласны – хочешь усыновить приемного, усыновляй. Я хотела совсем малыша, а этот... ему тогда было уже девять, он вышел в коридор, и, пока мы шли... он смотрел на нас, на меня, и я... Он был такой хорошенький, темноволосый... как ангелочек, и я... Господи боже, что я наделала, зачем, зачем я сказала им всем, что хочу взять именно этого мальчишку!
– Успокойтесь, я понимаю, бывают конфликты, в семье все бывает. – Нотариус налила Юлии Аркадьевне воды в стакан. – Между родными бывают конфликты, что уж о приемных детях говорить... Но вы прожили столько лет вместе, вы его вырастили, он фактически ваш сын. И, насколько я знаю, он сейчас весьма обеспеченный человек... И в конце концов, по закону именно он ваш прямой наследник, и часть вашей квартиры принадлежит ему по факту.
– Это меня и убивает, – Юлия Аркадьевна всплеснула полными руками. – Именно из-за этого я и покоя себе не нахожу – что после моей кончины все достанется этому негодяю, этому подонку...
– Вы давно не общаетесь с сыном?
– Много лет. Но он иногда появляется, проверяет – жива ли я... Когда-нибудь ему надоест ждать и он... он либо сам меня прикончит, либо найдет кого-то среди этих своих... я даже не знаю, как их именовать...
– Простите, я не понимаю, – нотариус пожала плечами. – Он что, дурно к вам относился? Что он такого ужасного сделал?
– Понимаете, есть вещи за гранью. О них даже говорить нельзя. Страшно о таких вещах говорить.
– Извините, мне непонятно. Он что, пытался убить вас, свою приемную мать? Недостойно вел себя? Ваш сын Савва Кадош, я наводила справки, он обеспеченный человек, много чего имеет, кажется, клубом ночным владеет. Так?
– Вы лучше спросите, кто им владеет.
– То есть?
– Его душой, его бессмертной душой. Если она у него, конечно, есть – душа... чертово семя...
– Юлия Аркадьевна...
– Что? – Юлия Аркадьевна смотрела на молоденькую юрист-девицу. – Думаете, у меня с головой не все в порядке? Я в своем уме. Я в церковь ходила, со священником хотела поговорить, но тут, в центре, в храмах батюшки такие