лопаешь?
– Имею право, – отозвался мужчина. – Только что «пару» отвёл.
– Ну да… Ну да… – с нотками лёгкой иронии проговорила собеседница, но в следующую секунду её тон резко изменился. – Есть дело. Ты будешь свободен через час?
– Опять будем в чувства кого-нибудь приводить? – попытался съязвить Давид.
– Давид, – она произнесла его имя с ударением на первом слоге. – Сейчас не время шутить. Как, впрочем, всегда – если дело касается чувств. Будь готов через пятнадцать минут. Я заеду.
Она отключилась, а Давид потянулся за очередной дозой конфетной глюкозы.
За годы тесного сотрудничества с Натальей он привык, что она чаще всего была лишена какой-либо сентиментальности. Все дела спокойно, взвешенно и даже надменно.
К нему она относилась больше приятельски. Поводов для романтики не давала, хотя он предпринимал попытки сблизиться. Это задевало.
Он был для Наташи скорей врачом, этаким научным сухарём – дающим объективную оценку эмоционального состояния клиента – чем парнем, который по воле судьбы стал свидетелем её ярких паранормальных способностей.
Но почему он так и не ушёл – оставив её одну разбираться с человеческими чувствами – он и сам не знал.
Но он придумал ей прозвище – теперь она называлась «Чувствительницей».
Первое время он с восхищением следил за действиями Наташи, то и дело поправлял отвисшую челюсть и даже хлопал в ладоши. Но когда знаний стало больше – Давид перестал удивляться. Всё больше в его сознании стало преобладать рациональное, а в делах – расчётливое…
Лет через пять он стал вести записи их с Наташей дел. Потом перечитывал, пытаясь всколыхнуть в себе хоть что-то из прежних чувств, но они словно заморозились. Нет, он, конечно, испытывал и хорошо осознавал свои чувства, только они стали – как бы это сказать? – пресными, что ли. А вся его жизнь походила на бесконечный лабораторный опыт. Он словно писал научную диссертацию, конца и края которой не было видно.
И порой Давиду хотелось выть от зависти, когда он наблюдал за тем, как светится человек, только что испытавший прилив острых эмоций…
Давид поднялся со своего стула и пошёл к выходу. Уже закрывая дверь на ключ, он услышал торопливые шаги за спиной. Методист Оксана снова спешила поймать его перед уходом, чтобы пококетничать.
– Ах, Давид! – театрально всплеснув руками, выпалила она немного прерывистым от быстрой ходьбы голосом. – Вы уже покидаете нашу альма-матер? Когда же ждать вас снова?
– Не скоро, – буркнул Давид, даже не взглянув в её сторону, но она не сдавалась.
– Значит, завтра пар нет. Ну понятно: суббота, кому хочется работать… А я вот буду, к сожалению. Вы теперь в понедельник появитесь?
– Я же сказал, что не скоро. У меня дела, – Давид добавил в свой голос металлические нотки.
– Так когда? – девица упорствовала.
И Давид от злости