он опытен.
– Эй, казак! – подзывает он дневального по КПП. – Этот воин кто по должности?
– Так это… Він молодший сержант.
– Я не про звание, казак, – терпеливо поясняет подполковник. – Должность какая? И не парься ты на мове. Ни хрена ж не выходит, сам видишь. Должность его.
Сам подопытный о котором говорят, все еще сидит на земле в скрюченном положении.
– Колома – он оператор, – соображает наконец несколько приторможенный Еремин.
– Оператор? Это хуже, – констатирует Корташов. – Слышь, Антон Иванович, оператор! – сообщает он Первушину. – А какой станции?
– Этой, как ее блин… «Пэ-восемнадцать», пан подполковник, – вспоминает Еремин.
– Понятненько, – кивает Владимир Иванович Корташов. – А сам… Сам, кто по должности?
– Оператор приемных систем «Пэ-четырнадцать», – докладывает рядовой. – Но я еще не… это…
– Мало служишь?
– Так[17], пан подполковник.
– И на своей станции еще ничего не знаешь?
– Такі так, – признает рядовой Еремин, в свою очередь ожидая зуботычины.
– Твоею бого в качель, – сообщает командир ракетного дивизиона. – Всего год в этой армии служат, с весны уж сколько месяцев, а солдат своего рабочего места «ні бачив ні звідкіля»[18]. И ты б тоже заправился, рядовой, а то я добрый, добрый, но могу и ввалить под горячую руку. У нас то «губы»[19] нет – демократия, так что в замену, для профилактики.
Покуда солдат Еремин спешно приводит себя хоть в сколько-то надлежащий вид, Корташов наклоняется над сержантов.
– Ну что, оператор, оклемался? Солнце, и вправду, собака, печет безбожно. Даже люди падают, надо же. У вас тут дедовщина в разгуле, да, сержант Колома?
– Коломиец он! – подсказывает Первушин. – Колома – это кличка, так понимаю.
– Вставай-ка, оператор всех систем! – распоряжается Корташов. – А то сейчас еще добавлю. И с какого кренделя «дедуют», как думаешь, Антон Иванович? Ведь год всего-то служить, да и то, минус отпуск. Где командир объекта, младший сержант?
– Так він же, капітан Жмара, він же… Так він же виїхав звідсі[20], – Коломиец всхлипывает, то ли о любезном начальнике, то ли о своей бедолажной доле.
– Кто за него?
– Та, нікого немае, пане подполковнику. Нікого з офіцерів зовсі. Тільки прапорщик Пацюк, тільки він.
– А ще офіціри? Невжеж[21] одна людина?
– Старший лейтенант Пагодин у відпусткці[22], – поясняет Коломийцев; он все еще всхлипывает: сам-то он всегда не прочь, но вот самого его давненько не лупцевали.
– Понял. Веди уж к прапору, – соглашается Корташов.
И вот – рекламный блок —
Затягивают петлю,
Фитиль подводят к башне арсенальной,
Бежит огонь, какой-то порошок —
Стиральный, и такая же машина,
Наверно, для промытия мозгов,
А может быть – спрямления извилин?
Хотя не говорят, об этом вроде
И