дома, бывший терапевт соседней поликлиники.
На следующий день соседи обходили меня стороной и отводили взгляд, да и вообще старались не показываться на глаза столь экспрессивному человеку.
В ожидании дня отправления в путешествие я упивался вусмерть, постоянно названивал друзьям, для того чтобы они провожали меня домой, то есть в ту квартиру, которую предоставил друг, а случайных знакомых направлял по разным адресам, неизвестно каким образом всплывающим из моего подсознания, одурманенного алкоголем, – наверное, часто бывал в гостях у незнакомых людей.
Из-за своего дикого пьянства я уже начал забывать даже своё имя, а в паспорте лишь значилось место прописки, то есть название судна, где я был произведён на свет – как надеюсь, в любви да согласии, потому что собственной матери так и не смог вспомнить, а именно из-за дюже неприятного момента. Это когда мне было пара лет от роду, мой родной пароход совершал прелюбопытнейший рейс на запрещённый дикий остров, и, по словам экипажа, когда моя мать сошла на берег, надеясь подружиться с островитянами, её попросту сожрали.
В более осмысленном возрасте я часто наблюдал такую картину, как седовласый старик – мой отец – брал в руки тельняшку жены, разглаживал её на коленке, плакал, закуривал трубочку и клал её на тельняшку в память о моей маме. Видимо, она любила подымить забористым табачком.
Глава 2. Сборы
«Ну зачем же так громко и нудно сигналят трамваи?» – из небытия донеслась неясная мысль с вопросительным знаком.
В очередное утро резкий и непрекращающийся звонок в дверь всё же заставил меня очнуться, ненадолго выйти из полусознательного состояния и подойти к двери, трясущейся, сильно ослабевшей рукой открыть замок, помутнённым разумом попытаться осмыслить происходящее и постараться узнать в госте знакомого мне человека.
Будучи погружённым в сладкую полудрёму, я инстинктивно впустил его на порог и направился в ванную комнату, чтобы хоть как-нибудь привести своё лицо в некоторое подобие человеческого образа.
Выйдя из ванной, я, будучи достаточно натренированным по части алкогольной продукции, привычным движением руки пропустил внутрь себя живительную влагу, сразу же ощутил эффект лекарства – разум потихоньку начал проясняться, мои веки раскрылись, и я, побледнев от ужаса, попятился, упёрся лопатками в стенку, а потом осел на пол, не веря своим глазам.
Передо мною возвышалась тётка Кока, наша судовая повариха, а по совместительству – бывшая любовница и не только вашего покорного слуги, поскольку на корабле из особей женского пола была только она одна и у меня попросту не оставалось иных вариантов, а на берег я почти не выходил.
Она сладострастно причмокивала губами, указывала взглядом на вновь наполненную стопку и на свою обширную грудь, в одной руке держала батон колбасы, а в другой – острый