измятость мыслей.
– Почему твоя жизнь там не может иметь тот же набор смыслов, целей и радостей, какой имеет моя жизнь здесь? Ведь в рекламных роликах и в буклетах вашего чудесного предприятия утверждается, будто вам доступно практически всё человеческие способы прожигания жизни. Вы способны чувствовать вкусы, ароматы, система создает полную иллюзию присутствия в реальности…
– Ну… Твоё воображение изрядно преувеличивает возможности наших программистов. В настоящее время мы только работаем над СМ – симулятором материи – пока система может только воспроизводить отрывочные воспоминания – вкус бабушкиных яблок, запах мокрой листвы, бубликов, бензина – это серьёзная заявка – выстроить стройную логичную и самоподдерживающуюся модель физического мира для цифровых личностей.
Роберт приободрился.
– Так значит, в твоей жизни есть смысл! Помнишь, ты говорила, что помогаешь разработчикам? Создать симулятор – чем тебе не великая цель?
Евдокия задумалась.
– Пожалуй, ты прав… Великая. Но ведь не только присутствие великих целей делает существование жизнью, позволяет личности ощутить свою гармонию, осмысленность, значимость? Жизнь в смертинете лишена самого главного наполнения – любви.
Роберт не знал, как возразить Евдокии. И не знал, надо ли ей возражать. Трудно проникнуться ценностью чего бы то ни было, если сам этого никогда не имел.
– Я завидую тебе, – сказала мертвая девушка, – если бы ты только знал, как я хотела бы снова влюбиться… Ждать, ерзая в кресле, телефонного звонка, взволнованно прихорашиваться перед зеркалом, мучаясь мыслью, что всё не так идеально, как хочется, слушать частый гулкий стук сердца перед свиданием… Вот только нет у меня сердца.
– Представь себе, что оно у тебя есть, – сказал Роберт.
– Это не то, – выражение лица Евдокии на голограмме стало грустным, – всё, что я могу себе представить, рождается в моём сознании, является продуктом мышления, я это определяю, я это контролирую, а сердце тем и ценно, что оно живёт само по себе, когда хочет – замирает, когда хочет – колотится сильнее… Любовь необъяснима, а значит – неподвластна разуму. Я помню день, когда я полюбила, это случилось осенью, нежные, как молочная пена, облака проплывали в небе, деревья стояли пышные, жёлтые, оранжевое солнце смотрело на них, и они переливались, как янтарь. Летели листья, точно конфетные обертки. Я остановилась на тропинке, ведущей к школе, и поняла, что счастлива. Что вся моя история долго выстраивалась, как сложная пирамида, как огромная шаткая башня, мои предки встречались, любили друг друга, растили детей, жили, работали и умирали, это всё уплотнялось, наслаивалось, становясь фундаментом здания, которое и есть я, я самый верхний слой, невесомый, как листья и облака… Сейчас я приду в класс, и там будет Святослав. Моё сердце, помню, трепыхнулось в груди, и мне захотелось плакать. Понимаешь? Если разложить это в логическую последовательность, выйдет глупо: осенний день, листопад, солнце светит, я иду