щеку.
– Уж точно, вечер, а насколько добрый – не знаю! Ведь, ты по поводу Урсулы пришла спросить? – ответил он, поцеловав в ответ тыльную сторону моей ладони.
– Она сказала Вам что-нибудь еще, кроме того, что прилетает? – обеспокоенно поинтересовалась я у него.
– Да, почти что, ничего. Урсула прилетела в Лиму утром, остановилась на тамошней вилле, а на завтрашнее утро просила прислать за ней транспорт из долины. Она собирается вернуться в город, и Пабло тоже, – рассказал Генрих. – Насколько я помню, она сейчас должна быть в Сиднее, да, видно, что-то не заладилось!
Меня всегда поражала его деликатность, с которой он общался со мной, на моем родном языке. Старый немецкий барон бережно хранил словарный запас и произношение, которые перенял от своей дальней родственницы, бабушки Вольфа, Елизаветы Андреевны. Он же помогал мне убедить детей в том, что необходимо изучать все богатство родного языка, чтобы не терять корней. А я, в ответ, сама училась немецкому языку и требовала того же от всех своих детей. Знания лишними никогда не бывают, и никогда не знаешь, какая мелочь спасет тебе жизнь в критической ситуации.
– Видно, так и есть! Да, что об этом, загодя, переживать, завтра прилетит и все расскажет. Вы, лучше, нам еще поиграйте, на сон грядущий, – попросила я его, устраиваясь в кресле.
Кауа, моментально, вскарабкался ко мне на колени. И звуки музыки, вновь, унесли меня за собой.
За эти годы мы, значительно, расширили свой авиапарк, и небольшая площадка, предназначавшаяся для посадок одного вертолета, превратилась в настоящий аэродром, но все называли ее по прежнему. Старый Арнольд обучал искусству вождения и обслуживания летательных аппаратов всех желающих, многие из молодых парней и девушек, позднее, получили и официальные свидетельства.
Я была рада, что на посадочную площадку, Генрих-старший пришел вместе со мной. Я, все еще, не решила, как мне правильно реагировать на поступок Урсулы и надеялась на его помощь. Кауа тоже был здесь, его влияние должно было сгладить ситуацию. Даже мой старый пес, Хатку, не взирая на преклонный возраст, прихрамывая, трусил рядом со мной, словно, выражая, таким образом, поддержку и защиту. Но, несмотря на все это, я чувствовала себя не в своей тарелке, глядя, как наш маленький, двухмоторный самолет заходит на посадку.
– Почему ты дрожишь? – спросил Кауа, беря меня за руку.– Они возвращаются домой. И это – хорошее событие, правда?
Другому человеку я могла бы сослаться на пронизывающий ветер, гулявший по ущелью в это, не самое приятное здесь время года, но мальчик прекрасно чувствовал, что виной тому расходившиеся нервы. И как всегда, требовал, чтобы я разъяснила ему несоответствие ситуации и своего душевного состояния.
– Конечно, хорошее, но у всего в жизни есть две стороны, – ответила я, пытаясь овладеть собой и успокоиться.
От дальнейших объяснений меня спасло то,