смотрится с маленькой шляпкой. Оставим «Марлен Дитрих» до лучших времен, и пока ви накручиваете коклюшки, я вам задам деликатный вопрос. Ви уже коммунист?
– Товарищ Роза спрашивает за поговорить или имеет конкретный интерес?
– Изенька, пока ви воевали на фронте, за это время могло многое измениться, а у меня работа.
– Так вам есть-таки что сказать, а вы молчите!
– Ну не могла же я сразу, хотя сами понимаете, что сваха – это навсегда, и никакие пули с фугасами не заставят меня безмолвствовать. Понимаете, к вам приходит много дам, и все хотят поговорить за счастье. Изя, если ми с вами объединимся, то сможем сделать хороший гешефт[1], а город немножечко счастливее. Скажу вам по секрету, несмотря на трудное время и большой дефицит приличных мужчин, их у меня есть. У Розы все под карандаш, и пусть это вас не сомневает.
На этой фразе Роза Карловна нащупала ногой сумку, которая лежала возле кресла, и, не желая отвлекать мастера от работы, решила достать ее сама. Не успел Израил предложить ей помощь, как Роза с акробатической легкостью носком левой туфли подцепила ридикюль за ручки, после чего для удобства перекинула на правую и начала медленно поднимать согнутую ногу, чтобы можно было дотянуться до нее рукой.
Изя прекратил накручивать коклюшки и замер от удивления, а еще больше оттого, что по мере изменения высоты подъема в зеркале все отчетливее появлялось отражение обнаженного тела и шелкового нижнего белья розового цвета, обрамленного по краю тонким кружевом. «Похоже, у старушки дела идут лучше, чем я ожидал», – сделал вывод мастер и стыдливо отвел глаза, дабы не смутить ничего не подозревающую Розу Карловну. Поставив сумку на колени, она недолго в ней порылась и вытащила пухлый конверт, перевязанный атласной лентой.
– Вот! Вот, Изенька, что я хотела вам показать. Ви только посмотрите, какие красавицы ждут своего счастья: Рахиль, двадцать девять лет, брунетка, замужем не была, рост сто пятьдесят восемь, а самое главное – приятной полноты. Взгляните теперь на эту фотографию. Какая экзотика! Гюзель, тридцать два года, рост выше среднего, с уважением относится к иудеям и всем сердцем желает стать женой одного из них. Единственный нюанс – это пятилетняя дочь. Красавица? Я тоже так считаю. Так, а это кто у нас? «Увы, уже пятьдесят, но я их совсем не ощущаю». Пардон, это мое фото, – произнесла Роза Карловна и, шустро спрятав картотеку в ридикюль, перевела разговор на другую тему:
– Ви не думайте, Изенька, что было трудно только на фронте. Мы здесь без дела тоже не сидели. Раз уж зашел такой разговор, то мне нужен ваш совет. Ви, конечно, понимаете, что, когда пришли немцы, жизнь в городе не закончилась, и нам было-таки чем заняться. Так вот, в соседнем доме, справа от меня, квартировался вражеский офицер. Ничего не могу сказать о нем плохого. Хоть и немец, но очень интеллигентный мужчина и руководил ихней немецкой хозяйственной частью. Так вот, стал он мне знаки внимания оказывать, и чем дальше, тем больше. Сами понимаете, что женщчина я привлекательная и беззащитная. Как-то раз