животных нет. Данные, более достоверные, нежели простые догадки, убедительно свидетельствуют, что в крайне разреженной атмосфере и при почти нулевой влажности жизнь, сколько-нибудь подобная земной, существовать не может. Или… – Он понизил голос и произнес, улыбаясь не то цинично, не то издевательски: – Скажите, сэнсэй, а может быть, я не кажусь вам высокоорганизованным животным, а? Не стесняйтесь, скажите! Каким вы видите мой образ?
Ну до чего же утомительный и настырный псих! Никогда не думал, что умалишенные могут быть такими въедливыми. Чем больше ты ему поддакиваешь, тем больше он вдохновляется и только запутывает нить. Но с другой стороны, отказаться поддерживать разговор было бы еще более опасно. Не зная хорошенько, что ответить, я промямлил:
– Ну… это, видите ли, вопрос очень деликатный, сложный… Что представляет собой ваш образ? Понимаете, человеческий глаз – это не фотоаппарат, тут непременно примешивается элемент субъективности. Недаром же говорят, что сто голов – сто умов, не так ли? В конечном счете, если исходить из метода концепционных нормативов, сказать можно все, что угодно…
– Вот умора… – Он согнул туловище и захохотал, нарочито, с вызовом, раскачиваясь взад и вперед. – Значит, если вы не будете так на меня таращиться, то с концепционными нормативами ничего не выйдет? Неужели я настолько не похож на человека?
– Ничего подобного. Скорее очень похожи. И если уж говорить откровенно…
– Совсем как человек, да?
– Разумеется, совсем.
– Почти неотличим…
– Да, решительно совсем как человек.
Он внезапно откинулся на спинку стула и, хлопнув в ладоши, разинул пасть так, что стали видны гланды. Я уже обрадовался было, что у него начался приступ эпилепсии, но, к сожалению, это оказалось просто приступом веселья. Он весь изгибался, взлаивал, как простудившаяся собака, вытирал слезы рукавом своей фланелевой куртки и говорил прерывающимся голосом:
– Ох, сэнсэй, умру… «Совсем как», говорите… Ей-ей, умру!.. Да ведь я же самый настоящий человек, сэнсэй! «Совсем как», говорите… Ну, вы меня совершенно убили!..
– Это что же, вы меня разыгрывали?
– А вы еще сомневаетесь?
– Ну знаете ли, вы и фрукт, доложу я вам…
Он захохотал еще громче. Нечего сказать, лихо он со мной обошелся. Я ощутил жгучую горечь, словно мое сердце погрузили в крепкий рассол, но внезапно напряжение спало и все мне стало безразлично, и тут хохот моего гостя мало-помалу заразил меня. Мы хохотали дуэтом более трех минут. Он – пружинисто, как натянутая резина, я – расслабленно.
7
Дверь вдруг без стука отворилась, и в комнату просунулось озабоченное лицо жены.
– Какого вы чаю желаете? – осведомилась она.
Она силилась говорить небрежным тоном, но по всему было видно, что она подслушивала за дверью и исполнилась беспокойства. Когда мы принялись хохотать, она не выдержала и, воспользовавшись первым подходящим предлогом, вышла на разведку. Она открыла дверь в разгар идиотского ржания, и это вызвало