выступили свидетелями в суде. Мы ничего не выиграем, ведь, пока моряки сюда плывут, все эти мерзавцы разбегутся, за исключением нашего приятеля Хасана. Еще вопрос, повесят ли его. Он может вывернуться. Международные законы, иностранный подданный, отсутствие прямых улик – ну, вы понимаете…
– Дайте мне минуту подумать, – сказал я.
Пока я думал, происходило следующее. Подчиненные Хасана пригнали к нам туземцев двадцать: очевидно, то были обещанные носильщики. Тем временем народ из деревни спешил укрыться в лесу. Прибежал третий посланник с сообщением, что «Мария» уходит, на борту распоряжается призовая команда, а военный корабль, по-видимому, собирается сопровождать судно. Очевидно, «Крокодил» не хотел высаживать солдат на территорию, которая, по крайней мере номинально, являлась португальской. Поэтому если что-либо и нужно было предпринять, то немедленно.
В результате я сделал глупость и последовал совету Стивена – проявил пассивность. Этот способ всегда самый легкий и ведет к самым серьезным проблемам. Через десять минут я передумал, но уже было поздно. «Крокодил» ушел далеко и не мог заметить нашего сигнала. Решение я изменил после разговора с Хансом.
– Я думаю, что баас совершил ошибку, – начал Ханс осторожно, как всегда. – Он забыл, что эти желтые дьяволы в белом платье могут вернуться и отомстить нам. Если бы английский корабль разрушил их поселение вместе с невольничьими хижинами, они ушли бы в другое место. Впрочем, – прибавил он, взглянув на избитого Хасана, – их предводитель у нас в руках. Давайте его повесим. Если баас желает, я могу это сделать. Я здорово умею вешать людей. В молодости я помогал кейптаунскому палачу.
– Убирайся вон! – рявкнул я, хотя понимал, что Ханс прав.
Глава VI
Невольничья дорога
Под конвоем пяти или шести арабов с ружьями явились двадцать носильщиков. Мы отправились посмотреть на них, взяв с собой Хасана и охотников. Это была толпа исхудалых запуганных людей, принадлежавших, судя по их внешнему виду и прическам, к разным племенам. Передав их нам, конвоиры (вернее, один из них) вступили в оживленный разговор с Хасаном. О чем они говорили, я не знаю: Сэма с нами не было. Тем не менее я догадался, что обсуждается план освобождения Хасана. Впрочем, в итоге от плана они отказались, и арабы поспешили прочь. Один из них, явно самый смелый, обернулся и выстрелил. Пуля просвистела мимо в нескольких ярдах от меня, так как стреляют арабы отвратительно. Я был весьма рассержен и решил не оставлять покушение безнаказанным. При мне было маленькое ружье Интомби, то самое, из которого, как напомнил мне Ханс, я много лет тому назад стрелял по грифам в краале Дингаана. Конечно, я мог бы убить араба, но мне не хотелось делать этого. Если бы я пальнул ему в ногу, нам пришлось бы либо ухаживать за ним, либо оставить его умирать. Поэтому я прицелился в правую руку. Убегающий араб вскинул ее, а я шагов с пятидесяти прострелил ему плечо.
– Этот низкий человек больше не возьмет в руки ружья, – объявил я зулусам.
– Хорошо, Макумазан, очень хорошо! – сказал Мавово. –