экономистке.
Душа мошенника и ворюги, а по совместительству – заместителя начальника упаковочного цеха Петровича перемещается из одного ада в другой. Моя очередь. Если я скажу им, что консервов никогда не было, меня просто убьют. Надо выиграть время. Я выплевываю кляп, набираю полные легкие воздуха:
– Я покажу, где консервы. Я хочу жить. Я покажу, где консервы. – Эффект неожиданности сработал. – Тебе скажу. Ты главный, – говорю Мандариновому Джо.
Герой боевика в этой ситуации назвал бы главным другого, вызвал бы между ними конфликт, а потом эффектно всех перестрелял. Только я – мальчик из хорошей семьи с музыкальным образованием, а не последний бойскаут.
– Гдэ кансэрва…
Хороший симптом, Мандариновый Джо не добавил слово «сука».
– Я покажу. В Москве на складе.
– Гдэ на складе? – сработало, пока живу.
– Я покажу. Я хочу жить. Я покажу.
– Здэс покажи.
– Здесь нет. Москва покажу. – Моя мама-филолог может мною гордиться.
– Пакажэшь.
– Покажу!
– У всэх сэмьи… Нада па-чэлавэчески… Э! Я тэбя знаю, да! Ты рэстаран играл… – наконец-то Джо узнал мою окровавленную физиономию, до Москвы точно доживу, а там…
Главный бандит произносит что-то на своем языке, ко мне подходит поросшая шерстью горилла, замахивается…
В багажнике бандитского «Мерседеса» темно, тесно и воняет бензином. Судя по прекратившейся тряске, мы выехали на Ленинградское шоссе.
Слово «консерватория» подействовало на азербайджанских бандитов успокаивающе. Все логично: консервы – консерватория.
– Только не обращайте внимания, там сверху музыка, а в подвале склад.
– Ты склад покажи, да!
Один шанс из десяти, что мне удастся сбежать, пользуясь знанием консерваторских закоулков. Сколько раз я пробирался в Большой зал консерватории на аншлаговые концерты, пользуясь окошками в туалетах и пожарными лестницами. Лежа в багажнике, я почему-то вспоминаю Моцарта в исполнении Исаака Штерна. Божественная музыка, неожиданный Моцарт, звучавший по-одесски, форточка в туалете, которую открыли для меня однокурсники. Форточка!
Консерватория шокировала бандитов симфонией звуков, раздававшихся изо всех окон одновременно. Остатками дистиллированной воды, валявшейся в багажнике, они смыли с меня кровь, выдали кожаный плащ, прикрывший рваную окровавленную одежду, и повели в храм музыки. Двое по бокам, один сзади. У каждого в карманах плащей по два пистолета с глушителями. Они их мне заранее продемонстрировали, чтобы не рыпался.
Господи, как я давно здесь не был. Милая уютная улица Герцена. Очаровательный скверик. Памятник Чайковскому. Петр Ильич посмотрел на меня, сопровождаемого отморозками. В его взгляде я прочитал: «Ну и кто из нас пидарас?»
Если я попрошусь в туалет, не отпустят. Надо вложить эту мысль в их мочевые пузыри, мы все долго ехали.
– Если нужен туалет, то это здесь, – говорю я невинно и жду реакции.
– Стой, да!
Бандиты