Евсей. – Всех вас, рязанцев, ненавижу.
– Чем же тебе так рязанцы не угодили? – уточнил Евпатий.
– Вы отца моего убили. До вас мы свободно в лесу жили, вольно, а теперь дань должны платить князю.
– Тут уж ничего не поделать, – пожал плечами боярин, – на то воля князя. Все платят. А ты думал, чудак-человек, что татары с тебя дань брать не будут? Что они тебе обещали?
Но Евсей вдруг замолчал, перехватив взгляд татарина, болтавшегося на столбе напротив. Заметив это, Коловрат подал знак Кузьме, и тот повторил внушение, проведя раскаленным прутом по ребрам еще раз, но подольше. Евсей дернулся так, что чуть не вывернул себе суставы в плечах, и вновь заорал благим матом.
– Иркен сказал, что если мы им поможем, то будем свободно жить! – зашептал староста. – Дань платить никому не будем.
– А ты и поверил? – усмехнулся Коловрат, бросив взгляд на татарина, который отвернулся в сторону, сжав зубы. – Да они с тебя первого три шкуры драть будут, опосля того, как ты своих предашь. Они вас, дураков, используют, а потом в рабов обратят, или воевать заставят дальше с такими же русичами, как вы. И закончится твоя вольная жизнь. Вспоминать еще будешь, как при князе жил. Небо с овчинку покажется[2].
Евпатий сделал пару шагов в задумчивости возле дыбы и вернулся на прежнее место, словно соображая что-то.
– А друга твоего степного, значит, Иркен, зовут? Хорошо. А как он с тобой разговаривал? Ты по-татарски говорить в лесах научился или он по-нашенски знает?
– Он по-нашенски говорит, – выдавил из себя староста, на ребрах которого уже запеклась кровь. – Мне до встречи с ним было незачем их разговор понимать. Он сам к нам пробрался и завел разговор о свободе от князя рязанского, которую нам хан даст, если поддержим его, когда придет.
За спиной Коловрата на соседнем столбе послышались проклятия на татарском языке. Иркен, похоже, отлично понимал, о чем беседуют боярин и его знакомец.
– А вы и рады, дружков нашли, – кивнул боярин, не обращая внимания на Иркена. – Знал, на что давить. И когда, он сказал, придет хан?
Евсей замолчал на мгновение, но увидев движение руки боярина, которым тот подзывал кузнеца с раскаленным железом, вдруг появившемся прямо у его лица, затараторил как мог быстро.
– Не знаю я, – едва не захлебнулся слюной староста, – намекал, что скоро. Может, в конце осени. Он всегда туману напускал, а помощи требовал много. Это вы у него спросите!!!
– Спросим, – довольно проговорил Евпатий, – обязательно спросим. Только прежде ты мне скажи: много оружия в лесах уже закопано? Это ты и сам знать должен, ты же вроде старший в своем племени.
– В нашем племени сотни на три бойцов хватит, – копья, мечи, топоры. У нас с десяток деревень готовы вооружиться, когда придет час, – едва не харкнул староста, – места покажу. Да у соседей еще не на одну сотню наберется. А дальше по границам, может, и еще с кем договорились. Мне неведомо.
– Ты смотри, какие они шустрые, – удивился боярин, даже смерив уважительным взглядом