тебя видеть, – говорит Ева, беря подругу за руку. – Расскажи про ваш медовый месяц. Я жажду подробностей.
И Пенелопа рассказывает…
Вначале они отправились в Париж, остановились в чудесной маленькой гостинице на Монмартре с видом на базилику Сакре-Кер. Первые пару дней выходили из номера – тут подруга краснеет, – только чтобы добраться до бистро на углу. Оно выглядело прямо как в фильмах Годара: клетчатые скатерти, свечи в бутылках из-под вина, маринованные мидии с картошкой фри.
– Слава богу, – добавляет Пенелопа с улыбкой, – все молодожены, слоняющиеся по Парижу, выглядят одинаково изможденными.
На блошином рынке Джеральд купил ей в подарок старинный браслет, они провели несколько часов в Лувре, а как-то вечером обнаружили джазовый клуб в подвальчике и танцевали в облаках дыма от «Голуаз».
– Там все были ужасно серьезными. Когда музыканты переставали играть, кто-нибудь вставал и начинал читать чудовищные стихи. Ну, действительно плохие. Я хихикнула. Видела бы ты, как на нас посмотрели.
Потом они взяли машину напрокат и уехали из Парижа, сняли коттедж на старой обветшалой вилле и две недели прожили там, купаясь в хозяйском бассейне и питаясь сыром и салями, отчего оба растолстели – тут Пенелопа похлопывает себя по животу. Она никогда не отличалась стройностью, а после свадьбы еще больше набрала вес, но, по мнению Евы, подруге это шло.
– А теперь мы вернулись в реальную жизнь. На прошлой неделе Джеральд вышел на работу в Министерство иностранных дел. Мне кажется, дело как раз для него – он знает русский и все такое. И совсем не скучает по актерской игре.
– Я так рада за тебя, Пен.
Ева внимательно следит за Ребеккой: отложив надоевшую куклу, она неуверенно встает на ноги и жадно разглядывает соседскую кошку – та потягивается и умывает мордочку на террасе. Ева думает о Джеральде, о его гладком юношеском лице, любви к вельветовым пиджакам с подбитыми плечами и полной, безоговорочной преданности Пенелопе. Вспоминает собственный медовый месяц: неделя в Эдинбурге, в отеле «Скотсмэн», подарок от мистера и миссис Кац. «Тоска» в Королевском театре, мокрые серые улицы, чрезмерное внимание Дэвида к ее положению – не очень, на счастье, заметному под свободным пальто, – которое постепенно превратилось в плохо скрываемое нетерпение.
«Я не стану завидовать лучшей подруге», – думает Ева. А вслух произносит:
– Ты начинаешь работать в издательстве «Пингвин» с понедельника?
Пенелопа кивает.
– Думаю, там будет интересно. Хотя первое время мне, наверное, придется заниматься всякой дребеденью.
Наступает напряженная тишина, и тут Ребекка решает сделать шаг навстречу кошке, прямо в стекло. Раздается плач, и Ева бросается успокаивать дочь. Когда Ребекка перестает рыдать и вновь берется за куклу, Ева возвращается на диван.
– А ты? Что собираешься делать? – спрашивает Пенелопа.
Ева прекрасно знает, о чем говорит подруга, однако ее охватывает внезапное упрямство: легко задать этот вопрос,